Шрифт:
Теперь я стояла совсем близко и могла рассмотреть её лицо. Она действительно была совсем
маленькая, но глаза у неё были очень взрослые, словно она видела меня насквозь и над чем-
то подсмеивалась про себя.
– К сожалению, я не помню. Может быть, ты подскажешь? – спросила я, осознав, что до
этого здесь ещё никто не спрашивал моего имени.
– Я хочу узнать не твоё имя, а как ты себя называешь, – ответила девочка, улыбнувшись. –
Но если нужно, я могу сказать тебе его, а ещё рассказать всё про моего мёртвого друга.
– Да, прошу тебя!
Она нагнулась вперёд, облокотившись на руки.
– Хорошо, – протяжно сказала она совсем недетским голосом, – только сначала поиграй со
мной.
Это прозвучало зловеще, но я поспешно кивнула.
Глава 10
Любить и погибнуть: это сочетание - вечно.
Воля к любви означает готовность к смерти.
Фридрих Ницше
– Играем в прятки! Найди меня до рассвета! – крикнула она и скрылась, захлопнув окно.
Перспектива искать её в тёмном полупустынном здании не очень радовала меня – не столько
потому, что это представлялось мне сложным, сколько из-за слухов и легенд, которые
ходили об этой больнице. То, что обитало там, если верить рассказам, было гораздо опаснее
вампиров и чудовищ из парка. Я бывала там, но каждый раз днём. Теперь мне предстояло
жуткое приключение.
Внутри было мрачно и тихо, только на вахте горел приглушённый свет, хотя на месте никого
не было. Коридор и лестницу, ведущую на верхние этажи, освещали лишь фонари улицы,
лениво посылая в здание блеклые рассеянные лучи. Постояв в дверях несколько секунд,
чтобы справиться с нервами, я направилась к старой облезлой лестнице. Должно быть, в
этом здании убирались крайне редко – повсюду была пыль и грязь, под ногами шуршали
какие-то пакеты и коробки. Лестница была очень длинная. В какой-то момент я даже
почувствовала себя героиней картин Маурица Эшера, которая поднимается по одной из его
спутанных лестниц, не имеющей начала и конца, что ведёт никуда, в непостижимую
бесконечную пустоту. Но вскоре осознала, что уже стою на втором этаже.
Я сделала несколько неуверенных шагов вперёд, и где-то высоко над головой раздались
громкие продолжительные аплодисменты, заставившие меня вздрогнуть и похолодеть от
ужаса. Словно наверху находилась галёрка, заполненная шумными зрителями. Вскинув
голову, я увидела, что на потолке, прямо надо мной повисло непонятное существо, чьи черты
имели некоторое сходство со мной. Перед тем, как ринуться бежать, не разбирая дороги, я
успела понять – это моё отражение. На потолке находилось огромное зеркало, и в нём
отражался мой новый облик. Нет, я не превратилась в чудовище – это был лишь грим. Я
стала клоуном. Совершенно белое лицо, на кончике носа которого было яркое красное пятно,
улыбалось мне сверху длинной чёрной улыбкой. Я опустила глаза – огромные жёлтые
ботинки и пёстрые широкие штаны на подтяжках. Хотелось смеяться и плакать – у этого
города было отменное чувство юмора.
В дальнем углу коридора захихикали, и послышался быстрый топот убегающих ножек. Я
пошла следом, отчётливо слыша вместе с гулом шагов своё учащенное сердцебиение. Было
страшно, и в то же время я ощущала себя эпизодической героиней фильмов ужасов, чья
скорая смерть явится лишь экспозицией, небольшим вступлением к чему-то более важному.
В конце коридора в нос ударил резкий запах гнили, такой резкий, что меня чуть не
вывернуло наизнанку. Не знаю, что случилось потом. Помню только, как надо мной
пролетали белые больничные лампы, как скрипели о линолеум подошвы ботинок – меня
кто-то тащил, кто-то сильный и полный решимости в своём жестоком замысле.
О том, кто это был и что он замышляет, я уже думала, будучи прикованной наручниками к
раковине в маленькой запертой комнате. Точнее к раковине была прикована не я, а какой-то
парень, который, судя по всему, был без сознания. Я же, в свою очередь, была прикована к
его руке. Возможно, он даже был мёртв, но проверять это я не решилась. Чтобы справится с
паникой, я использовала старый трюк, который не раз применяла здесь – просто бесконечно
твердила себе, что это всё не происходит на самом деле, что это просто сон, спектакль,