А я выскользнул из дверей, молчаливой тенью застыл у своего глазка и еще раз увидел Надежду Васильевну и дядю Шуру. Все-таки ему не удалось донести ее на руках до дверей своей квартиры. Надо посоветовать ему заняться тяжелой атлетикой.

А потом была еще одна обида…

Во время нашей обычной утренней прогулки, в которой принял участие на этот раз и дядя Шура, он выхватил у меня инициативу и нес виолончель Надежды Васильевны. А та, как всегда, шла с Наташкой за руку. И вдруг дядя Шура спросил у Надежды Васильевны, когда она вернется с работы. А Надежда Васильевна ответила, что у нее трудный день: и урок в школе, и репетиция, а вечером концерт.

– Я зайду за тобой, – сказал дядя Шура.

Как только дядя Шура произнес эти слова, Наташка вырвала руку у Надежды Васильевны и, ни на кого не глядя, пошла рядом.

Дядя Шура и Надежда Васильевна переглянулись, но оба промолчали.

А что тут скажешь? Им нравилось заходить друг за другом, поздно возвращаться домой, а Наташку это почему-то не устраивало.

Она шла с гордым, независимым видом, но кончик носа у нее покраснел от обиды. И тут еще, как назло, дядю Шуру остановил знакомый мужчина, и нам пришлось его ждать. А в небольшом пространстве между Надеждой Васильевной и Наташкой сверкали беспрерывные разряды.

– Когда дядя Шура был мальчишкой, мы его звали «ежиком», – начала разговор Надежда Васильевна, – потому что волосы у него всегда стояли дыбом.

– Значит, вы его давно знаете? – обрадовался я.

– Да, – ответила Надежда Васильевна и бросила взгляд на молчаливую Наташку.

А Наташка ей в ответ подсунула бомбу.

– А маму мою ты тоже знала? – спросила она.

– Нет, – ответила Надежда Васильевна. – Маму твою я не знала. – Она нетерпеливо помахала рукой дяде Шуре. – Чего же он?.. Идемте, а то опоздаем.

Дядя Шура нагнал нас около школы. Он передал Надежде Васильевне виолончель и сказал:

– Чертовски приятно было с вами прогуляться.

Он повернулся ко мне, и тут мы обнаружили, что наши ряды поредели, что среди нас нет Наташки.

Все, как по команде, повернулись в сторону школьного двора и увидели ее маленькую, решительно удаляющуюся фигурку. Она бежала не оглядываясь.

Вспомнив все эти Наташкины обиды на Надежду Васильевну, я почувствовал в себе легкую, едва заметную горечь. Это была первая небольшая потеря. Я знаю: без этого в жизни не бывает. Но лучше бы этих обид не было.

Когда я за ними зашел, чтобы идти в школу, то Наташки в комнате не было, а Надежда Васильевна убирала со стола.

Я сел и стал ждать. И вдруг я услышал, как Наташка быстро прошла по коридору, открыла входную дверь и захлопнула изо всех сил.

Мы сразу догадались, что она убежала. Наши глаза на секунду встретились, и я вскочил, чтобы бежать за Наташкой.

Но Надежда Васильевна остановила меня.

– Не надо, – сказала она и добавила: – Этому нельзя потакать.

А мне хотелось ее догнать и вернуть, и я еле сдержался, чтобы не убежать.

– Она без дяди Шуры всегда скучает. Ей однажды приснился сон, что он еще не вернулся из Африки, так она хотела бежать к нему в больницу, чтобы убедиться, что он на месте.

Надежда Васильевна ничего не ответила, подошла к окну и осторожно глянула вниз, словно боялась того, что должна была там увидеть, может быть, надеялась, что Наташка вернется, но все-таки, конечно, увидела, потому что отпрянула назад, точно ее ударили по лицу. И сказала тогда знаменитую фразу:

– Знаешь, мне иногда бывает грустно, потому что я наперед знаю, как все будет.

– А что вы такое знали? – спросил я.

– Знала, что Наташа когда-нибудь вот так убежит. Что мне будет трудно и, может быть, придется… – Она оборвала свою речь, не докончив фразу, внимательно, изучающе посмотрела на меня и неожиданно резко сказала: – А почему я тебе должна это говорить? Я тебя не знаю как человека. Ты вроде добрый и неглупый, но куда повернешь в трудную минуту – направо или налево, – я не знаю. А это главное.

– Я поверну туда, куда надо, – ответил я.

– Куда надо? Ты думаешь, что надо «налево», а я думаю – «направо»…

Тут я неожиданно вспомнил свою прошлогоднюю ошибку, когда нужно было пойти «направо», а я пошел «налево». Тот самый случай, когда на контрольной в первом классе я подсказал решение примеров. И дело не в том, что я им подсказал, а в том, что я первый научил их этому.

– Ты что замолчал? – спросила Надежда Васильевна. – Сердишься?

– Да так, – промямлил я.

– Не сердись, я ведь правду сказала.

А я и не рассердился, я в этот момент подумал про нее, про то, что необыкновенно умным людям жить на свете труднее, потому что они все знают наперед и заранее переживают.