Мищук зажег собственноручной работы факел, но осветить гигантский зал ночью было невозможно. С тем же эффектом он мог сунуть этот факел себе в зад — результат был бы тем же самым, но, по крайней мере, было бы весело, словно он выполнил бы сольный номер «танец святого Вита с палкой в заднице». На рекламных плакатах это звучало бы неплохо.

Борович проснулся, горячечно разыскивая свой шмайсер. Васяк, совершенно сонный, схватил ППШ. Кольский припал к РКМ. Немец схватил гранаты, а проводник — маузер.

— Что случилось?

— Моя вахта заканчивается, а там что-то шевелится!

— Где?

— Ну, я не знаю, где. Ни черта же не видать.

Борович показал, что он лучше всех пришел в себя: он вырвал факел у Мищука и сбросил его с балкона.

— Черт подери! Благодаря этому факелу, они нас видят, а мы их — нет.

Кольский поправил пулеметную ленту.

— Может, очередь дать?

— И во что попадешь по такой темноте? Скорее всего, в собственную задницу.

— Так что делать?

Борович обратился к немцу:

— Du, Granaten machen. Verstehen?

Тот, к счастью, понял. Он вырвал чеки и бросил обе гранаты. Все отложили оружие, чтобы заткнуть уши пальцами. Факел внизу от разрывов не погас. Все с любопытством выглянули из-за мешков с песком. Ничего не видно, если не считать мерцающего круга света, отбрасываемого факелом.

— Э! Все-таки, давай я пройдусь очередью, — сказал Кольский.

И вдруг они увидели человека, который вошел в круг света факела. Все перезарядили свои пистолеты и автоматы. Хотя, смысла стрелять не было. Мужчина начал укладывать сорванные с какой-то клумбы цветы в сложную фигуру.

— Блин! — Борович отложил сигарету, которую мусолил во рту, но не прикуривал, потому что боялся использовать зажигалку в темноте — он стал бы легкой целью. — Давайте я спущусь и удержу его.

— А мародеров не боишься?

— Так это же мои коллеги.

— Ага, и в темноте ебнут тебя, пока сориентируются.

— Сейчас они грабят квартиры. Сейчас же только светает.

— Ладно, будем тебя прикрывать, пока факел не погаснет. А потом ложись под балконом и лежи, притворяясь, что тебя здесь нет.

— Договорились.

Борович выскочил в коридор и пошел, придерживаясь рукой стены, чтобы попасть на лестницу. Темнота была сплошная.

Они увидели его со своего Вестерплатте, как назвали укрепленный балкон, когда он уже подходил с автоматом в руках. Заорал: «Руки вверх!» И в этот самый момент мужчина взорвался.

Немец пересчитал оставшиеся гранаты, чтобы удостоиться, что никто ни одной из них не бросил. Кольский, с отсутствующим выражением на лице, тащил два цинка боеприпасов для своего РКМа. Мищук с Васяком, онемев, глядели друг на друга. Внизу Борович оттер окровавленное лицо рукавом, а потом, в соответствии с инструкцией, лег под балконом, прикрываясь тем, что нашел. Тяжелым немецким креслом.

Светало.

Грюневальда разбудил дворник.

— Прошу прощения, вас к телефону!

— Где?

— В аптеке. Пришел молочник и сообщил, что герр Кугер желает, чтобы вы ему позвонили. В крипо.

— Verflucht! [25] Я же отстранил его от дела.

— Я ничего не знаю. Молочник был в аптеке и передал сообщение.

— Хорошо, благодарю вас. — Он повернулся, закрывая двери. — Хельга! Хельга! Быстрое мытье и одежду. Мыло и бритву! Завтрак.

Как обычно, шаркая тапочками, та принесла ему из ванной таз, кувшин с водой и приборы для бритья. Грюневальд взбивал мыло в чашке, а она жарила яичницу.

— А что пить? — крикнула Хельга из кухни. — Может, тот коньяк, что вы вчера принесли?

— Годится. Налей в лампадку.

— Иисусе Христе! В лампу [26] его влить?

— В лампадку!

— В ту небольшую, что возле кровати?

Грюневальд порезался. Он смыл кровь с лица и приклеил на ранку кусочек газеты.

— В рюмку!

— Что для водки?

— Нет, в ту, что побольше.

Хельга налила в стакан. При этом она все время трещала, какой же не арийский народ эти французы, что даже рюмок не знают. Сплошное дно, не знающие культуры канальи. Полу-люди! Водку в стакан наливать — это же варварство. Советник не собирался ее поправлять.

Яичница оказалась превосходной. Копченое сало, лук и поджаренная ранее колбаса в качестве основы для взбитых яиц. Хельга готовила замечательно. Соль и перец — никаких других приправ. К тому же два куска хлеба с толстым слоем масла. Два куска подогретой ветчины. Ну и холодный Kartoffelsalat — салат из картошки, заправленной по-баварски. И кофе.