Теперь им никогда уж не поесть доброго хлеба, круто замешенного его стальными мускулами. Неверующие кляли всех святых и вопрошали, как они могли допустить такую несправедливость.

И никто на обратном пути с кладбища и не думал вспоминать о большом недостатке Тесных ботинок — недостатке, за который его нередко весьма жестоко осуждали. Очень многие из тех, кто теперь оплакивал булочника, раньше проклинали его и желали ему скорой смерти, которая его и постигла.

Недостатком Эджисто — Эджисто, который всем был другом, всегда улыбался, держался подальше от политики, чтобы, не дай бог, не нажить себе врагов, — его недостатком, поистине противоречащим столь жизнерадостному характеру, была скупость. По мнению многих, этот человек ни разу в жизни не раскрыл кошелька. После ужина он ходил, как и все, в местный клуб: шутил, смеялся, пел, но никогда не позволял себе никаких расходов. Стараясь, чтобы это не бросалось в глаза, он умудрялся не пить, не курить, не играть в карты.

— И сегодня Тесные ботинки, как и всегда, не истратил ни гроша, — комментировали его приятели, расходясь по домам.

Благодаря этой системе он смог выстроить себе домик. Позади домика был крошечный участок земли, который он возделывал с помощью жены и детей.

— Теперь у Тесных ботинок есть все, — говорили люди. — Хлеб он печет сам, а остальное ему родит земля. Покупать ему приходится только соль.

Прозвище его пошло от ботинок, которые Эджисто купил в двадцать лет, когда женился. Они так ему жали, что ходил он в них чуть ли не вприпрыжку. В день свадьбы он так мучился, что ему пришлось потом пролежать целую неделю с забинтованными ногами. Но тем не менее он не купил себе других ботинок. Всякий праздник он неизменно их надевал, подвергаясь обычной пытке.

— Что я, по-вашему, должен делать, — говорил он, — может, прикажете выкинуть пару совсем новых ботинок?

Колокольный звон застал возвращающуюся погребальную процессию у самого селения.

— Уже полдень, — говорили женщины, спеша к незажженным очагам. Мужчины же, поскольку полдня все равно было потеряно, собрались в клубе. Они сидели с картами в руках, перед каждым стояла рюмка с вермутом, и о Тесных ботинках уже больше не вспоминали. Никто из них не мог себе даже отдаленно представить, какие невероятные события произойдут еще до наступления вечера.

С окрестных холмов уже начали спускаться сумерки, когда случилось нечто невообразимое. Тесные ботинки шел обратно с кладбища, в одиночестве шагая по обсаженной кипарисами аллее. Работавшие на соседнем поле батраки побросали свои орудия и убежали с громким криком. Через несколько минут все селение было у начала аллеи. Сомнений быть не могло: мужчина, который, приближаясь, изо всех сил махал им руками, был действительно Эджисто. Его можно было узнать хотя бы по походке — он шел, корчась от боли, в своих ботинках, которые друзьям с превеликим трудом удалось натянуть ему на ноги, думая, что теперь-то они ему уж не будут причинять мучений. Вдруг все увидели, что он остановился, снял ботинки и, держа их в руках, пустился бегом к тем, кто был посмелее и решился пойти ему навстречу.

— Мускулы, которые я развил, замешивая тесто, мне пригодились: я разломал гроб одним ударом, — смеясь, говорил Эджисто столпившимся вокруг него друзьям.

Его проводили домой. Чувствовал он себя прекрасно, будто с ним ничего и не случилось. Все попрощались с ним, громко желая ему хорошенько отдохнуть, многие успели обнять его, прежде чем он, окруженный женой и детьми, переступил порог своего жилища. Прибежали врач и священник, но им нечего было возразить. Вдруг чей-то зычный голос покрыл все остальные:

— С тебя причитается, Эджисто. Ты заплатишь за выпивку?

Но в царившем шуме вопрос этот остался без ответа.

Как только Эджисто возвратился домой, ему пришла в голову мысль, омрачившая его огромную радость.

— Много ли тебе пришлось выложить денег? — спросил он жену, — Надеюсь, ты не кидала их на ветер, ведь ты знаешь, что я всегда был скромным человеком.

— Ах, дорогой, не надо об этом думать. А потом, откуда я могу знать: все хлопоты взяли на себя твои друзья. Но ничего не скажешь, похороны были красивые.

— Красивые? Наверно, с катафалком, может, еще с оркестром? Уж не пригласили ли вы, часом, оркестра Фучеккио? Это шайка жуликов, они требуют денег каждый раз, как дунут в свои трубы.

— Да, был и оркестр, и они играли самые красивые марши. Ах, Эджисто, если б ты видел, как все плакали.

— И сколько содрали эти грабители?

— Не знаю. Я еще не получила ни одного счета, кроме счета от плотника.

Она открыла ящик и протянула ему счет. Тесные ботинки побледнел; в первый раз жена и дети видели, как этот всегда спокойный человек вышел из себя. И это их очень сильно огорчило, тем более что они испугались, как бы с ним вот-вот чего-нибудь не случилось.

— Подлецы, негодяи! Видали? Хотели обмануть бедную женщину, вдову, потерявшую от горя голову.

Он не слушал их просьб — распахнул дверь и выскочил на улицу.

Уже почти совсем стемнело, на подернутые нежной лиловатой дымкой холмы падал розовый отблеск заката.

Плотник разжигал трубку вытащенной из рубанка тоненькой стружкой. Эджисто, не дав ему опомниться, напал на него:

— Так вот, значит, какой ты старый друг. Нечего сказать, друг: требуешь с моей жены деньги за дубовый гроб, а он был еловый.