Шрифт:
— Мы поймали человека, господин, — прорычал хищник и опустил глаза.
— Человека? — удивленно переспросил Кезон. — Любопытно.
— Его заметили совы. Он попытался уйти, но мы отрезали ему дорогу. Сейчас он сидит среди медведей. Они охраняют его и не дают замерзнуть.
— Хорошо. Приведи его сюда.
Незнакомец оказался совсем юным пареньком, лет девятнадцати. Невысокого роста, субтильного телосложения, с белесыми волосами и светлыми, словно выцветшими от полярного солнца глазами.
— Садись. — Кезон указал ему на место напротив себя.
Парень робко опустился на кучу веток. Огляделся, расстегнул верхний крючок котиковой парки. От его одежды сразу потекли струйки пара.
— Кто ты и зачем шнырял вокруг моего лагеря?
Незнакомец облизал потрескавшиеся губы. Его худые пальцы нервно сжимались и разжимались.
— Я слышал о твоей армии. О ней болтают разное. Что она растет с каждым днем, что ты ведешь всех зверей с человеческими душами на битву с йотуном Имиром, чтобы освободить их. Что тебе и примкнувшим к тебе нелюдям дозволен цвергами переход из Нифльхейма в Йотунхейм. А потом можно будет вернуться и в Мидгард…
Кезон промолчал. Взял палку и пошевелил тлеющие угли. Потом сунул два пальца в рот и залихватски свистнул. Шкура отодвинулась, и в шалаше показалась голова огромного белого медведя. Парень в ужасе замер.
— Бирен, пусть принесут дрова. Костер почти погас.
— Повинуюсь, господин.
Паренек облегченно вздохнул.
— Ты не ответил на мой вопрос, — медленно произнес Кезон. — Я не привык к такому.
— Меня зовут Малун. Я отпущен из Хеля, как и большинство шныряющих здесь духов. Обреченных на вечную несбыточную надежду — искупить свои грехи и вернуться обратно. А в окрестностях твоего лагеря я бродил, чтобы меня заметили. Я искал с тобой встречи, Кезон.
— Меня здесь все почему-то именуют господином или повелителем. Я не возражаю. Возможно, им так привычней.
— Прости, господин.
— Ты хитрец, Малун. Ты не смеешь спросить, поэтому говоришь утверждениями, питая надежду, что их подтвердят или опровергнут.
Вновь сдвинулся полог, и медвежья лапа с черными когтями осторожно протолкнула за него несколько березовых поленьев. Кезон молчал. Малун тоже не произносил ни слова, выжидательно посматривая на великого вождя людских душ.
— Расскажи о себе, — наконец произнес Кезон. — Почему тебя отпустили из Хеля? Почему ты ходишь в человеческом облике? Это необычно.
— Не для тебя, повелитель.
— Не для меня, — согласился Кезон. — Я помещен сюда человеком не без причины. Очевидно — и насчет тебя у богов существует нечто подобное. Интересно.
— Со мной все намного проще, господин. Мое тело — мое наказание за один-единственный порок. Я трус. У меня душа труса. Так решили боги и сняли меня с цепи перерождений. Меня лишили даже этого шанса. Если все здешние обитатели живут верой в милосердие Высших, мечтают пройти свой путь до искупления через тела зверей, стать людьми и вернуться обратно в Мидгард, к нормальной жизни, то я обречен до конца времен скитаться здесь в одиночестве без общества себе подобных. И без всякой надежды на возвращение.
— Ты был в Мидгарде, когда погиб в Реальности?
— Да.
— В какой локации?
— Нижегородская Торговая Олигархия.
— Как это произошло?
— Глупо, — с горечью ответил Малун. — Поставил разогревать еду на плиту, решил заскочить в Мидгард — обтяпать по-быстрому пару дел и вернуться. Задержался. Вода залила огонь, и тело задохнулось от газа.
— Вот оно что. Значит, дочь Локи, богиня Хель, пожалела тебя. Почему ты трус?
— Не знаю. — Малун развел руками. — Я встречался здесь с цвергом Альвисом, спрашивал его об этом. Он ответил — ничего тут не придумаешь. Такое мне досталось тело. Так оно производит мои эмоции. Не хватает нужных гормонов. И его никак не перепрограммировать. Я всегда буду трусом. Я предал друга в Мидгарде и много раз нарушал обещания. Не из-за коварства. Я просто боялся до судорог и ничего не мог с этим поделать. Физиология. Проклятая физиология.
— А с другим телом? Ты станешь иным?
— Мне никак не заслужить его здесь, повелитель. Моя слабость — мой крест. Вот если бы мне вновь вырваться в Мидгард…
— Сколько ты уже в Нифльхейме?
— Шесть лет.
— Ого. Как ты живешь здесь?
— Обыкновенно, господин. Летом заготавливаю еду: ловлю и копчу рыбу, дичь, собираю ягоды, чтобы зимой не сдохнуть от цинги. У меня выкопана глубокая землянка с дымоходом, метров на пять в глубину. Рыл долго, почти все лето угрохал на земляные работы. Она мало промерзает. Зимой — выживаю. Тоже охочусь, ловлю рыбу, но реже.