– Господи, Захар! – простонала она.

– Я знаю, маленькая, знаю!

И она закричала, взлетев на самый запредельный верх, молодо, бесстрашно, отринув и отказавшись от всякой суетной шелухи!! А он вел ее за собой, победно рыча нутром, как перед смертью! И держал ее в руках, и сильно и нежно одновременно, когда они возвращались…

Зинаида смогла определить свое местоположение в пространстве, а заодно и положение Захара рядом. Далее последовало еще более интересное открытие, веселенькое такое, об одежде, так и не снятой до конца.

– Кадр один, дубль два, – прошептала пересохшим горлом Зина. – Как мы умудряемся это проделывать, ты не знаешь? Как подростки, честное слово, дорвавшиеся до запретного секса!

Он хмыкнул куда-то ей в макушку, не изменив положения, или, точнее, «наложения» своего тела.

– Нам это нравится, – выдвинул версию Захар, шевеля словами и движением губ волосы у нее на макушке.

– Ага! – весело согласилась Зина. – А больше всего в этой квартире нам, судя по всему, нравится пол! А что? Хороший такой пол, добротный, удобный. Дорогой, наверное!

– Пол? – удивился Захар. Он огляделся и, осознав, где они расположились, застигнутые страстью, ругнулся:

– Да что ж такое!..

Встал одним быстрым движением, поднял Зинулю, поставил на ноги и принялся поправлять на ней одежду. Поправлять особо было нечего.

– Вот же черт! – расстроился Захар, осмотрев место «боевых действий», себя и Зинаиду. – Я так все здорово придумал: романтический ужин, ухаживание, неспешная беседа, осмотр квартиры!

– Осмотр мы уже пробовали, – нежно посмотрела на него Зина. – И еще одну «экскурсию» я сейчас, пожалуй, не осилю, а вот попить очень хочется.

– Всенепременно! – пообещал Захар и подхватил ее на руки. – И не только водички!

Он внес Зинаиду в гостиную, где, готовясь к встрече с ней, сервировал стол и даже свечи поставил в высоких подсвечниках.

– Очень романтично, – оценила приготовления Зина. – Может, ты меня посадишь или поставишь куда-нибудь?

Захар усадил ее на диван, открыл участвующую в торжественной сервировке бутылку минеральной воды, налил в два стакана, протянул один Зине. Она выпила большими торопливыми глотками:

– Еще!

– Ты посиди, отдохни, – вернулся к исходной программе проведения «планового» мероприятия Захар, – а я принесу шампанское и что там приготовил, я быстро!

– Неси! – порадовалась Зина. – От перестановки сцен смысл пьесы не изменился. Начнем корректировать по ходу: сначала бурная любовь в коридоре, а затем – таки состоявшийся романтический ужин!

Он поцеловал ее легко в губы, встал и вышел из комнаты. Вернувшись из кухни с шампанским и большим блюдом, с разнообразной закуской, улыбнулся, собираясь что-то сказать, и… обнаружил отсутствие слушателя.

Зинуля спала. Положив голову на подлокотник дивана, одну ладошку – под щеку, второй рукой обняв себя за талию, подтянув коленки к груди, спала его желанная женщина и улыбалась во сне.

Захар осторожно поставил на столик бутылку и тарелку, сходил в спальню, принес покрывало с кровати и укрыл ее, стараясь не потревожить, подоткнул ей под голову декоративную диванную подушечку, поцеловал в волосы и погладил по голове.

«Вот тебе и корректировка по ходу пьесы, Зинаида Геннадьевна!» – усмехнулся он.

Захар сел напротив нее в кресло, смотрел на спящую Зинулю и думал…

Странные штуки вытворяет с нами наше сознание и подсознание!

Захар запомнил до мельчайших подробностей, до долей секунд их первую встречу. Свои ощущения, чувства, мысли… промозглость стылого дня, запахи, слова, движения… неуловимые детали – румянец на ее щеках, удивление, вспыхнувшее в ее глазах, маленькую прядку волос, непокорно выбившуюся из-под стильной шапочки, которой баловался ветер и все закидывал ей на губы, и жест, которым она откидывала эту прядку.

Все записалось в подкорку, или куда там по физиологии мозга должно записываться? Вот туда и записалось!

Да как!

Ему нравилось, что она маленькая и хрупкая – ниже его плеча, нравилось, что она не худышка, а очень ладненькая во всех правильных местах…

Он помнил, как его шибануло в солнечное сплетение, в голову, в пах, когда их глаза встретились, что-то странное, будоражащее, разогнавшее кровь до предельных скоростей, и мысль – словно выстрел, удивившую и напугавшую:

«Моя!»