Но ни о чем другом он думать не станет и развивать эту мысль не будет.

Как-нибудь потом. Не сейчас.

Захар почувствовал, что уже скучает по ней, спящей, она ему нужна была вся – рядом с ним, в бодрствовании, разговоре, поцелуях, он не хотел ее делить даже с ее сном. Он пересел на диван и стал ее будить. Нежно, короткими поцелуями. Она улыбнулась и, не открывая глаз, спросила:

– Что, командир, атака?

– Нет, – улыбнулся в ответ Захар и прошептал ей в ушко:

– Пока только артподготовка. Не спи, я без тебя скучаю.

– Не сплю, – шепотом же ответила Зина. – Ты вспомнил, что у тебя дальше по твоему замечательному плану?

Она перевернулась на спину, устроилась поудобней, посмотрела на него смеющимся мягким взглядом, протянула руку и погладила его по щеке.

– Неосвоенный пункт первый: романтический ужин, – поцеловав ее в ладонь, ответил Захар. – Ну, давай осваивать!

Но перед ужином полагался еще один поцелуй. Захар не удержался: такая она была хорошенькая после сна, с розовой отлежанной щечкой, еще не проснувшаяся до конца – загляденье… Искус!

И то, что замышлялось, как легкий радостный поцелуй, оказалось закамуфлированной гранатой, брошенной в лужу бензина.

Полыхнуло с первого прикосновения губ, окатив такой взрывной волной!..

Они никак не могли оторваться друг от друга, летели, неслись куда-то, не сопротивляясь…

Но он все-таки смог. Хотя подозревал, что усилия, потраченные на то, чтобы остановиться и прервать поцелуй, уканопупят его окончательно вместе со всей его мужской самостью!

– Наверное… надо остановиться! – не то предложил, не то попросил о пощаде Захар.

Зина уткнулась лбом ему в грудь, с трудом перевела дыхание и пролепетала что-то невнятное. Он не расслышал, переспросил:

– Что?

– Ты уж определись, Захар Игнатьевич, либо ужинай девушку, либо целуй, – более внятно произнесла она.

Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в склоненную голову и, тихонько покачивая, не переставая улыбаться, признался:

– Я хочу тебя ужасно! Все время! Удержаться не могу, чтобы не целовать, обнимать. Спать не мог всю неделю, вспоминал кожу твою под руками, вкус твоих губ, запах, как вошел в тебя первый раз и как ты кричала….

– Ты вроде бы освежил воспоминания недавно в прихожей?

– Освежил, но далеко не достаточно! У меня, если помнишь, большие планы на сегодняшний вечер.

– Как-то с планированием у нас с тобой не очень получается, ты не заметил? – засомневалась, веселясь, Зина.

– А давай шампанского выпьем и свечи зажжем, для красоты и романтической атмосферы! – предложил он, вроде веселым голосом, но Зина почувствовала напряженность. Считала, мистическим образом чувствуя его, как себя саму.

– Давай! Давай зажжем и выпьем! – поддержала она.

Он быстренько ее чмокнул, нейтрально, в щечку, поднялся рывком, и Зина усмехнулась его торопливости. Захар услышал смешок, кивнул, соглашаясь с ее выводами, и принялся хозяйничать. Зажег свечи, открыл и разлил по бокалам шампанское и предложил тост:

– За встречу!

– В глобальном смысле или в реалиях сегодняшнего дня? – спросила Зина.

– А – во всех смыслах!

– За встречу! – поддержала она.

Они чокнулись, бзинь-бзинь, звонко так получилось, по-новогоднему бодро, и отпили шампанского, поглядывая друг на друга.

– Давай поедим, – выдвинул следующее предложение Захар, – я голодный. Так волновался, пока тебя ждал, что есть не мог.

– Голодный мужчина потерян для общества! Ешь скорее, тем более накрытый стол выглядит просто замечательно. Ты это готовил сам?

– Не совсем, – наполняя свою тарелку закусками, объяснил он, – я могу что-нибудь простенькое сварганить: яичницу, супец какой-нибудь, макароны, бутерброды, но дальше в кулинарии мои способности не шагнули. Это вот – почти все готовое купил. Если честно, я еще в Москве не освоился. Некогда: принимаю дела, работы невпроворот, поэтому даже не знаю, где здесь рядом нормальный магазин или ресторан.

Зина засмеялась, вспомнив, как года три назад высказалась одна из старших сестер не то дедушки Левы, не то бабушки Симы. Когда Зинуля собралась раньше окончания отпуска срочно ехать в Москву из благословенной Одессы – вызвали, как водится, умоляли и грозили, а что поделаешь, работа такая! Бабушка Сара возмущалась и ее работой, и Москвой в частности:

– Ой, таки ваша Москва! Скажу я вам… Та знаем ми усе за вашу Москву! Ужас страшный! Сима, ты помнишь Йосю? Ну, бил такой маленький жирный мальчик, сын Давида Абрамовича, дантиста из двадцать шестого дома? Ну, племянник Зямочки Гольштейна?