Насчет промывки мозгов потреблением — это я не для красного словца, отнюдь нет. Сейчас не время и не место об этом говорить подробно, но вот хоть для примера.

Всеобъемлющая система кредита начала широко развиваться на Западе после того, как поддерживать расширенное капиталистическое воспроизводство ограблением колоний оказалось с середины XX века уже невозможно. Оставалось лишь тотальным кредитованием подстегивать рост внутреннего спроса. А помимо экономической составляющей у этой системы оказалась еще и важнейшая психологическая. Если ты уже который год живешь в доме, за который тебе платить и платить, если ты ездишь в машине, за которую тебе платить и платить, если ты сроднился с ними, все салфеточки и пледики постелил, все рюмочки расставил, и в то же время знаешь, что, просрочь ты с очередной выплатой, сразу лишишься всего — ты горло перегрызешь любому, кто поставит выплату под угрозу.

При социализме у тебя могли отобрать твое достояние, и при капитализме могут, только по разным причинам. При социализме — за нехватку любви к государству и его коллективистской идеологии. При капитализме — за неспособность делать деньги в потребном количестве и поедать конкурентов с надлежащей скоростью. Вторая ситуация порождает Хомо Консьюмеруса, который отличается от пресловутого Хомо Советикуса принципиально: тут надо как можно меньше идеалов, идей, светлого будущего, милости к падшим и вообще всякой там совести, зато побольше практической сметки и, главное, к людям надо относиться не более как к трамплинам или препятствиям (смотря по ситуации) на твоем пути достижения конечной общечеловеческой цели: предельной личной самореализации. Эта ценность тотальна. Выше нее не может быть в жизни ни у какого человека ничего; у кого есть — тот варвар, фанатик, неудачник или псих.

Во что все это уперлось — мы видим в последние годы. Все у всех в долгу, рассчитаться никто ни с кем не может, поэтому остается только еще разок разбомбить кого-нибудь плохого, чтобы хоть так самоутвердиться: все равно мы лучше всех, ибо поддерживаем демократию во всем мире. На роль демократов идут любые сепаратисты, террористы, бандиты, маргиналы, извращенцы и прочие, кому коллективное омерзительно. И все равно уже никакая пропаганда демократии не способна скрыть то, что западная цивилизация не в силах даже своим собственным гражданам предложить какую-либо масштабную положительную перспективу, какое-то «светлое будущее» — кроме как есть побольше, при том затянуть пояса, а на сладкое — дабы не обижать секс-меньшинства, ведь личная самореализация превыше всего — впредь именовать маму и папу родителем А и родителем Б. Глядишь, еще пяток лет — и детская юстиция начнет лишать гетерогенные пары родительских прав… Потому как демократия. И когда дурно воспитанный ребенок зовет маму мамой — это же, по сути, с молоком матери впитанная дискриминация геев!

Ладно.

Второй акт начавшейся в 14-ом году трагедии оказался столь своеобразен, столь отличен от первого акта потому, что именно в антракте миллионные массы впервые в мировой истории получили принципиально новые мотивации для того, чтобы идти в бой: взаимоисключающие версии посюстороннего рая. В просвещенной, секуляризованной Европе войны снова стали из светских религиозными.

Должен заметить, что борьба за будущее отнюдь не окончена.

С первым тоталитаризмом, с нацистским, люди разобрались достаточно быстро. Да и странно было бы не разобраться, слишком уж вспять должна была пойти история человечества, чтобы вернуться на много тысячелетий назад, когда лишь люди своего племени были людьми, а все остальные — разновидностью съедобных, ценных жиром, шерстью и костной мукой животных.

Может быть, большинством народностей нашей страны Отечественная война именно потому и ощущалась как народная и священная — ведь не просто народ воевал с народом за жратву, пригорки и престиж, но удушливое пещерное прошлое попыталось оккупировать безграничное во времени и пространстве, всенародно-братское будущее.

А вот с иными вариантами пока не очень ясно. И хотя Фукуяма когда-то объявил окончательно победившим третий тоталитаризм (впрочем, именуя его иначе), он и сам уже не раз успел решительно откреститься от своего скороспелого заявления. И то, что в смысле общих перспектив происходит в последние годы с капитализмом, а особенно — с его духовным сопровождением, заставляет сомневаться в этой победе еще пуще. С другой стороны, на опустевшее место нацистского рая уже предложен новый, совсем уж неожиданный для европейцев — шариатский тоталитаризм ваххабитов и талибов; и от него по всему миру тоже восторженно кружится немало горячих голов. Люди просто не могут без альтернативы. Так что пережитое нами поражение коммунистического тоталитаризма в одной, отдельно взятой стране никак не может считаться окончательным решением экзистенциальной проблемы. Перед первой встречей с Жанной д’Арк французский дофин в «Жаворонке» Ануя грустно говорит: у меня нет средств на то, чтобы быть великим; именно этими словами мог бы объяснить свое несчастье и Советский Союз. Но в конце концов, мы знаем точно, через каких-то двадцать пять лет дофин Карл выиграл Столетнюю войну и таки стал слегка великим…

Впрочем, не стоит слишком уж отклоняться от темы. Просто я, воспользовавшись чеканной формулировкой Тынянова, хочу напомнить: НИЧЕГО ЕЩЕ НЕ БЫЛО РЕШЕНО.

И второй вопрос.

Не оттого ли ужасы сталинизма так легко принимались и принимаются огромной частью российского народа, что воспринимались и воспринимаются ужасами военного времени?

А как, скажите на милость, они могли еще восприниматься?

Для тех, у кого человечество ограничено евроатлантическим регионом, если в Европе войны не было — стало быть, был мир во всем мире. Ясно поэтому, что с 18-ого по 39-ый год у человечества была мирная передышка.

Совсем не так обстояли дела на варварской периферии.

Еще шла гражданская война, еще только набирала обороты интервенция Антанты и Японии против бьющейся в судорогах России, а уже тут как тут — и польское вторжение. Пан Пилсудский тогда ставил такие задачи: «Замкнутая в пределах границ времен шестнадцатого века, отрезанная от Чёрного и Балтийского морей, лишённая земельных и ископаемых богатств Юга и Юго-востока Россия могла бы легко перейти в состояние второсортной державы… Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор» [31] .

А в сентябре 21-ого финские «добровольческие отряды» вторглись в оставшуюся нашей Северную Карелию, чтобы присоединить ее к Финляндии. И та же Польша немедленно предложила финнам военную помощь — но оказать ГОСУДАРСТВЕННУЮ помощь ДОБРОВОЛЬЦАМ оказалось дипломатически затруднительным, дело затянулось; а бои с финнами шли до марта 22-ого.

А еще — минимум полтора десятка лет интенсивной борьбы с басмачеством, питаемым Британией с территорий тогдашней ее колонии Индии (в которую, напомню, входил и нынешний Пакистан; а с него и в 80-х годах работали против нас в Афгане). Да собственно, и до сих пор никуда не делись ни басмачи, ни их внешняя подпитка, только название сменилось.