Молчание затягивалось, наконец Кэтрин обратила на него внимание. Вначале она досадовала на то, что, как назло, нет ни одного кеба, который освободил бы ее от нежеланного спутника, затем попыталась вспомнить, что именно говорила ей Мэри и почему из этого следовало, что он дурной человек, и, разумеется, не вспомнила, однако все это вместе с решительными манерами – зачем, например, он так поспешно свернул в переулок? – наводило на мысль, что она имеет дело с личностью сильной, хотя и малоприятной. Кэтрин остановилась и, поглядев по сторонам в поисках кеба, наконец заметила один – вдали.

– Не возражаете, если мы еще немного пройдемся? – предложил он. – Я хотел бы вам кое-что сказать.

– Хорошо, – ответила она, полагая, что его просьба имеет какое-то отношение к Мэри Датчет.

– У реки не так шумно, – сказал он и быстро перевел ее на другую сторону улицы. – На самом деле я просто хотел спросить… – начал он, но последовавшая за этим пауза оказалась такой долгой, что она успела рассмотреть его бледный профиль на фоне вечернего неба, узкие скулы, нос с горбинкой. И во время этой заминки к нему пришли совсем другие слова, не те, что он собирался произнести.

– Вы стали для меня идеалом с той самой минуты, как я впервые увидел вас. Я мечтал о вас, я не мог думать ни о ком, кроме вас, вы были смыслом моей жизни.

Эти слова, произнесенные странным сдавленным голосом, прозвучали так, словно он обращался к кому-то другому – не к девушке, которая стоит перед ним, а к некой фигуре, маячившей вдали.

– Да, я совсем потерял голову и понял, что должен объясниться с вами, иначе сойду с ума. Для меня вы самое прекрасное, самое настоящее, что есть в мире, – восторженно продолжал он, уже не выбирая слов, потому что все, что он хотел сказать, вдруг открылось ему с предельной ясностью. – Я вижу ваш образ всюду: в сиянии звезд, в речных волнах – во всем, что существует в мире, и это правда. И более того, я уверен, жизнь без вас невозможна. А сейчас я хочу…

До сих пор она слушала его с таким чувством, будто пропустила какое-то простое и весомое слово, без которого все сказанное теряло всякий смысл. Здесь какая-то ошибка, и надо немедленно остановить этот бессвязный поток, но как? Ей казалось, все сказанное предназначается не ей, а другой и к ней не имеет никакого отношения.

– Не понимаю, – сказала она. – Вы говорите то, чего на самом деле не думаете.

– Я отвечаю за каждое свое слово, – ответил он твердо и пристально посмотрел на нее.

И наконец в памяти всплыла фраза, которую она так долго пыталась вспомнить. «Ральф Денем любит вас» – вот что сказала Мэри Датчет. Глаза Кэтрин гневно сверкнули.

– Сегодня днем я виделась с Мэри Датчет! – воскликнула она.

Он вздрогнул от неожиданности, но тут же ответил:

– Полагаю, она рассказала вам, что я просил ее выйти за меня замуж?

– Нет.

– Тем не менее я сделал это. В тот день, когда встретил вас в Линкольне, – продолжал он. – Я собирался просить ее руки, но затем увидел за окном вас. После этого думать о женитьбе было уже невозможно. И все же я сделал это, но она знала, что я лгу, и ответила отказом. Тогда я думал – я и сейчас так думаю, – что я ей небезразличен. Я поступил очень дурно. И мне нечего сказать в свое оправдание.

– Да, – сказала Кэтрин. – Я тоже не вижу, что можно сказать в оправдание. Это было жестоко. – Но столь категоричным тоном она хотела убедить себя, не его. – Мне кажется, – продолжала она так же уверенно, – что надо быть честным. Такому поступку нет оправдания. – Она увидела перед собой грустное лицо Мэри Датчет.

После минутной паузы он сказал:

– Я не хочу сказать, что люблю вас. Я вас не люблю.

– Это я и так поняла, – ответила она в замешательстве.

– Я лишь хотел честно сказать о том, что не дает мне покоя, – добавил он.

– Ну так говорите, – помедлив секунду, сказала она.

Оба, как по команде, разом остановились и, опершись на парапет, стали смотреть на маслянистую серую воду.

– Вы сказали, надо быть честным, – начал Ральф. – Хорошо. Я попытаюсь изложить вам факты; но предупреждаю, вы сочтете меня безумцем. С тех пор как я впервые встретил вас четыре или пять месяцев назад, вы стали для меня, как это ни глупо звучит, идеалом – и это факт. Стыдно признаться, до чего я докатился. Это стало смыслом моей жизни. – Он оборвал себя. – Не зная о вас ничего, кроме того, что вы прекрасны, я начал думать, что между нами что-то есть, что у нас есть общие взгляды на некоторые вещи… Я часто думал о вас, представлял, что сказали бы вы или сделали, бродил по улицам и беседовал с вами – мечтал о вас. Это всего лишь вредная привычка, привычка школяра, глупый бред – так часто бывает, половина моих приятелей пережили подобное. Вот, теперь вы все знаете.

Они отошли от парапета и медленно направились вдоль набережной – рядом, едва не касаясь друг друга плечами.

– Если бы вы узнали меня получше, то ничего бы такого не случилось, – сказала она. – Но у нас не было такой возможности – нам все время кто-то мешал… В тот день, когда пришли мои тетушки, вы хотели все мне рассказать? – спросила она.

Он кивнул:

– Именно тогда вы рассказали мне о своей помолвке…

Ну да, теперь на помолвке можно поставить крест, с горечью подумала она.