Стандартный разговор с интеллигентным человеком: «Вы любите поэзию?» – «Да, конечно!» – «Вы читаете современных поэтов?» – «Ну разве что Бродского». Интересные дела. А почему? А потому что откуда знать интеллигентному человеку, какой поэт хороший, а какой – так себе?

С прозой в этом смысле надежнее. Читатели текущей прозы хотя бы отчасти доверяют собственному вкусу и рекламе. Еще сохранилась привычка куда-то опускать глаза во время поездки в метро; при этом за книгу надо заплатить, как и за билет, и это справедливо. А кто читает стихи?

Феномен, описанный итальянским поэтом Эудженио Монтале: поэтов в Италии десять тысяч, тираж книги стихов не превышает тысячи экземпляров. Поэтическое сообщество, полагает автор, легко потребляет суммарный тираж. Тем более что 1000 экземпляров – цифра предельная (даже запредельная!), поэт выпускает книгу далеко не каждый год, а значительная часть тиража расходится среди родственников со стороны жены. Теоретически каждый итальянский поэт может иметь представление о творчестве всего десяти процентов своих коллег. Но только теоретически. И не только итальянский, мне кажется.

Поэтом мы условно назовем человека, выпускающего книгу стихов. Стихами условно назовем текст, в начале которого написано «стихи». Текст «стихи» имеет характерное типографическое оформление – на странице помещены короткие строчки разной длины и разного количества на разных страницах. Меж тем как текст «проза» (то есть текст, в начале которого написано что угодно, но не «стихи») типографически оформлен несколько иначе – на странице помещены длинные строки одинаковой длины и одинакового количества на разных страницах. Разумеется, кроме так называемых спусковых и концевых полос, но это мелочи, которые не мешают с первого взгляда отличить текст «проза» от текста «стихи». Очевидно, что по многим причинам, в том числе и в силу особенностей типографического оформления, текст «поэзия» гораздо легче и приятнее писать, чем читать за свои деньги. Текст «проза» – наоборот. Оговорка про деньги – существенная, и вот почему.

Поэтов примерно втрое больше, чем прозаиков. Под 600 тысяч опубликовали сами себя на сервере stihi.ru; на сервере proza.ru вывесили свои произведения почти 200 тысяч прозаиков. Однако вывешенное стихотворение, по моим примерным подсчетам, читают вдвое-вчетверо чаще, чем вывешенный рассказ. Думаю, что дело опять-таки в «феномене Монтале» – количество прочтений прямо коррелирует с количеством участников проекта: проще говоря, читают сами себя и друг друга внутри неких подгрупп и объединений этого громадного, вроде бы расплывчатого, но крепко ограниченного сообщества. Граница – непрофессионализм в простом, зарплатно-гонорарном смысле. Публикуют и читают бесплатно. Когда речь заходит о покупке, люди предпочитают приобрести книгу прозы.

Потому что нет той власти, которая утвердила бы истину о великом современном поэте NN. Книгу которого непременно нужно прочитать. И кое-что выучить наизусть.

Поэтическая критика может быть увлекательна как филологический разбор (особенно приятно и поучительно, когда сражаются переводчики иностранной поэзии). Или если скандал с переходом на личности.

Но покупать все равно не хочется.

Потому что литературной власти больше нет. Рынок – это не власть, а деньги. Словосочетание «власть денег» – неудачная и антинаучная метафора.

Получилась, в общем-то, забавная ситуация: есть книжный рынок, есть конкурирующие в нерыночном поле группы литераторов. То есть промышленные воротилы есть, оппозиция тоже есть. И все. Оппозиция без власти – явление обескураживающее. Нет власти – нет истины. И лжи, стало быть, тоже. Нет гениев, талантов, крепких середняков и бездарностей. Каждый сам себе кто хочет, а читателю он – никто.

Извините, товарищи писатели! Другого товарища Сталина у меня для вас нет.

8 июня 1949 года, вышел в свет роман Джорджа Оруэлла «1984». Автор умер от чахотки буквально через полгода, в январе 1950-го. Он не успел узнать, что написал великую книгу. Не просто блестящий художественный памфлет, переживший время (таких было немало – «Гулливер», например), но книгу, которая рассказала людям, что такое общество и что такое они.

Современные критики назвали книгу однодневкой и именно что памфлетом, попыткой рассчитаться с самим собой за левые увлечения молодости. Спорили, что именно Оруэлл имел в виду: советский сталинизм, германский нацизм или все-таки кошмары родного капиталистического строя (очерки Оруэлла о жизни английских шахтеров дают основания для такого предположения). Да и социализм-то все-таки английский: не немцы и не русские превратили Британские острова в третью посадочную полосу государства Океания. Русские и немцы там, в Евразии, а китайцы в Истазии, которая всегда была нашим исконным врагом, а Евразия – нашим верным союзником, с которым мы воюем беспощадно и не щадя сил, в союзе с братской Истазией…

Но дело не в политико-географических привязках. «1984» – это роман о всегдашней двойственности человеческой души и о двойственных функциях общества. Роман Оруэлла стал возможен не столько после и вследствие современных ему диктаторов (Гитлера, Сталина и помельче), сколько после Маркса и Фрейда. Человек не может выжить без общества, он общественное существо, еще более общественное, чем термит и муравей, чем птичка ткачик или обезьяна павиан. Но, в отличие от термита и павиана, человек страдает от своей общественной природы. Общество давит его, ломает и крутит его душу. Но и душа человека – это не просто несчастный и хрупкий цветок, застывший в стеклянном сувенире, который Уинстон Смит купил в антикварной лавке. Который хрустнул под каблуком агента «полиции мысли». Душа человека – это не только нежное прошлое и туманное будущее, это еще и алчное «здесь и сейчас», это постоянное страстное желание убивать и быть убитым, лгать и быть обманутым, давить человеческое лицо сапогом и самому оказываться в таком положении, вылизывая гвозди на подметках палача. Общество жестко и непреклонно формирует человека по своим шаблонам; но эти шаблоны (коварно? легкомысленно?) выточил сам человек.