– Я долго ждал, когда ты придешь, - сказал мальчик. В его голосе прозвучали тоскливые ноты.
– Теперь мне хотя бы есть с кем поговорить.

– Почему ты здесь?
– спросил Уэсли, сам того не желая. Его голосом как будто управлял кто-то посторонний.

– Я здесь живу.

– Но разве здесь твое место?

– Когда-то оно было не здесь. Среди людей... среди других детей... Но потом утонула девочка, и я больше не смог там жить. Я ушел.

– Почему?

– Потому что там слишком тяжело. Слишком много жестокости, ненависти и страха.

Уэсли вздрогнул. На секунду ему показалось, что с ним говорит вовсе не ребенок, а одно из отвратительных порождений Лабрисфорта, напялившее на себя маску мальчишки. И оно издевается, произнося вслух его, Флэша, собственные мысли. И вот сейчас сбросит свою личину и рассмеется ехидным смехом... Но этого не произошло. Ребенок остался ребенком, который продолжал говорить:

– Там живут люди, обычные люди, неплохие люди... Но часто они сами не замечают, как причиняют боль другим. Но их злоба делает свое дело. Она разъедает реальности, она просачивается сквозь миры... И собирается в пропастях, в глубоких-глубоких озерах тьмы.

– В пропастях? Таких как Лабрисфорт?

– Да. Тьма собирается, и становится живой. Ее источник - люди там, наверху... Но здесь она живет уже сама по себе. Живет и набирает силу. И возвращается к тем, кто ее породил. И превращает в своих рабов.

– Но если ты знаешь все это, почему не стал сопротивляться тьме?

– Это невозможно.
– Снова в интонации мальчика послышалась печаль, какой просто не должно быть в голосе ребенка.

– Почему? Люди совершают и добрые поступки. Они тоже должны что-то значить...

– Я ничего не знаю об этом, - безучастно пожал плечами маленький собеседник Уэсли. И добавил с неожиданным нажимом: - И ты тоже не знаешь.

– Неправда, - возразил Уэсли.
– Ну, подумай: если тьма существует - должен существовать и свет. И он может бороться с тьмой.

– Бороться? Нет, - тут же откликнулся мальчишка.
– Не может. Бабочка не сможет летать, если у нее крылья только справа, или только слева.

– Ладно... Но ты-то зачем ушел жить в эту пропасть?

– А зачем дожидаться, когда в нее рухнет все?
– вопросом на вопрос ответил он.

– Но ведь пока этот момент еще не наступил. А ты все время сидишь здесь, и не видишь ничего другого...

– Нет, вижу иногда. Иногда, очень редко, я ухожу отсюда. И где-нибудь гуляю. Или рисую... на стенах, или на чем-нибудь еще. Но потом возвращаюсь. А ты лучше сядь, отдохни. Здесь тяжело стоять.

– Нет, мне нужно идти.
– Уэсли сделал шаг назад. Мальчик ничего не сказал, только снова покачал головой с обреченным видом - и отвел взгляд.

Вот в чем опасность лабиринта. Здесь не будут нападать, не будут бить и рвать когтями. Здешняя безликая сила заставляет повиноваться иначе. Она вызывает чувство безысходности и бесконечной усталости, принуждает сесть, застыть неподвижно и не двигаться с места. Остаться тут навсегда.

Ну уж нет. В отличие от мальчишки, Уэсли не собирался становится жителем лабиринта. Заставляют сесть? Значит, надо бежать.

Развернувшись, Флэш со всех ног пустился по коридору. В тот же момент каменные стены лабиринта точно ожили - заблестели влажно, и вроде бы даже задвигались. По ним побежали волны, как по водной глади в ветреную погоду. Не коридоры - внутренности какого-то чудовищного организма...

Ходы оставались все такими же узкими. Ужасные превращения происходили в каком-нибудь полуметре от лица Уэсли. В неживом проступало живое, но, так и не достигнув состояния настоящей жизни, застывало на стадии отвратительного вечно голодного полусуществования.

А потом на стенах начали проступать лица. Сначала неясными бледными пятнами, затем все четче... Провалы ртов выкрикивали что-то на разных языках, и только часть из этих языков принадлежала человеческому миру. И только некоторые лица напоминали человеческие...

Бежать здесь было раз в десять тяжелее, чем обычно. К каждой ноге словно привязано по чугунной гире. Легкие Уэсли готовы были разорваться от напряжения, сердце стучало как сумасшедшее.

Иногда впереди из ниоткуда возникали фигуры каких-то мужчин и женщин - одни из них казались смутно знакомыми, другие - совершенно чужими. И все они шептали в один голос: "Остановись... Остановись, останься, отдохни..." И шепот становился грохотом, и гулко разносится по тоннелям.

Как же хочется последовать этому призыву... Остановиться, отдышаться, и...

Нет. Нет, нет, нельзя.

Уэсли бежал - а люди не думала отступать с его дороги. Каждый раз казалось, что столкновение с ними неизбежно. Но каждый раз его не происходило. Они оказывались не более чем туманом, призрачными бестелесными образами.

Целую вечность продолжалась гонка по лабиринту. По лабиринту-миру, пронизывающему землю и небо, не имеющему ни начала, ни конца. По лабиринту, стремящемуся к отрицательной бесконечности.