Это не значит, конечно, что филоновские работы должны быть спрятаны от зрителя. Напротив, организация выставки картин Филонова в рабочем районе, в Домах культуры, поможет Филонову пересмотреть свои порочные позиции, поможет ему переключить свое громадное мастерство на непосредственное служение пролетариату.

В вечернем выпуске «Красной газеты» от 30 дек. [19]30 г. помещена статья «Споры о Филонове», в которой сказано: «Тов. Глебов-Путиловский в своей речи на просмотре выставки предложил „выбросить к чертовой матери всех Аполлонов Бельведерских и Венер Милосских, всех Микель Анджелей и Рафаэлей, с тем, чтобы освободившуюся жилплощадь предоставить под аналитические работы Филонова“».

Считаю нужным заявить, что такого смысла в моих словах не было. Я указал, что наряду с художниками прошлого нужно дать в музее место и выдающимся художникам-современникам. Только в этом был смысл моих слов.

Прошу не приписывать мне столь устарелого скидывания «Пушкина с парохода истории».

Московский Изорам [939] работает 18 месяцев. За это время из маленькой группы молодежи, в большинстве фабзавучников, в большинстве работников заводских стенгазет, он вырос в творческий комсомольский коллектив, имеющий свою историю, прошедший большой творческий путь.

Формы работы московского Изорама определялись теми задачами, которые ставил перед ними комсомол, — оформление агитавтомобилей, трафаретный плакат и портрет ударника на Бобриковском строительстве, оформление октябрьской демонстрации на заводе «Динамо», выставка к XVII партконференции, оформление зданий, площадей, а сейчас — плакат и частично картина.

Наша практика ставила перед нами творческие проблемы, и она же проверяла правильность их разрешения.

Так, ошибочным оказался первый этап работы Изорама (ноябрь 1930 года — апрель 1931 г.).

Ошибки первого этапа тесно связаны с идеалистической, формалистической концепцией ленинградского художника П. Филонова. Организационный и идейный разрыве Филоновым тем не менее не помешал ряду его формалистических установок проникнуть в творчество и тем самым вызвать серьезные творческие ошибки.

Первая из них — это механистическое понимание диалектики, при которой развитие, движение вскрываемой темы понималось как ряд последовательно чередующихся моментов. Здесь естественно пропадало «ведущее звено» темы, был невозможен целостный, целеустремленный образ. Работы этого этапа характерны нагромождением массы деталей, затемняющих, а часто искажающих содержание первоначального замысла.

Вторая крупная ошибка — это перенесение пресловутого филоновского «принципа сделанности». Сущность его в том, что качество произведения понималось не как следствие правильно понятого и правильно выраженного содержания, определяющего форму произведения, а формально, как результат применения определенных формальных приемов. Отрыв формы от содержания — сущность этой «сделанности».

Третья ошибка в том, что изучение самой темы в живых конкретных условиях подменялось изложением процесса мышления автора о предмете темы.

Эти очень серьезные ошибки первого этапа мы считаем необходимым твердо признать и беспощадно осудить.

Под руководством трамовской партийной организации, при помощи всего изорамовского коллектива нам удалось преодолеть эти ошибки в своей последующей работе…

<…> Особое место на выставке занимает Филонов, создавший свой затейливый стиль из элементов кубизма и каллиграфии, сдобренных сильной дозой доморощенной философии. Его сложные технически и тематически композиции с трудом расшифровываются даже при существовании названий, столь же претенциозных, как и картины: «Человек в мире», «Формула мирового расцвета», «Понятие смотреть и видеть», «Формула буржуазии». Лучшее, что есть у Филонова, — его портреты и жанровые картины из современной жизни, исполненные без всяких трюков, «расчленения» и «сдвига», просто, серьезно. Они подкупают искренностью, правдивостью и даже той жесткостью и сухостью, которая роднит их с картинами примитивистов. Ему надо больше писать и меньше «изобретать», иначе Филонов-изобретатель окончательно убьет Филонова-художника.По своей тематике и социальной установке он безоговорочно советский художник <…>

Позиции «аналитической» живописи вперемежку с патологическими приемами самого упаднического экспрессионизма занимает ленинградская группа Филонова. Здесь налицо смехотворное (если бы оно не было столь болезненно) совмещение самого примитивного вульгарного материализма (пресловутые «формулы» — комсомольца, ленинградского пролетариата, мирового расцвета и пр.) с кошмарными, мистическими фантазиями — трехглавые люди, лица с оголенными, как на анатомических таблицах, мышцами и т. п.

Наконец, супрематисты, бессюжетники — рыцари черных квадратов и геометрических сочетаний ровно закрашенных плоскостей, отрицающие начисто какое бы то ни было идеологическое содержание искусства, обломки крушения времен тех «славных плаваний», когда при помощи Наркомпроса (в годы военного коммунизма) футуризм и формализм самозвано пытались занять «вакантное место» пролетарского искусства. <…>

Легковесно поступают те товарищи, которые такое серьезное и опасное явление расшифровывают как «трюкачество» и даже доходят до утверждения того, что формализм «безумен» и «бездушен». Если бы это было так, то не стоило бы так основательно <…> огород городить. <…> Нет, у формализма и душа большая, и думы преизрядные.