Итак, царскую политику продолжали воодушевлять империалистические устремления. Дитрих Гейер [21] прекрасно показал, что дело было не столько в осуществлении намерений капиталистов — хотя они тоже преследовали свои экспансионистские цели присвоения территорий, где им не угрожала бы английская или немецкая конкуренция, — сколько в стремлении русского империализма противопоставить успехи во внешней политике тем трудностям, с которыми правительство сталкивалось внутри страны в экономической и политической областях.

А Николаю II пришлось пережить еще дважды унижение, на этот раз весьма оскорбительное, на Балканах, где русская дипломатия поддерживала усилия сербского короля Петра I Карагеоргиевича, который жаждал объединить южных славян в Югославии.

Внезапно разразившийся в 1908 году кризис был первым ходом в той шахматной партии на Балканах, которая привела к мировой войне. Русско-австрийские отношения оставались прохладными с 1897 года, но они заметно обострились, когда Вена пожелала построить железную дорогу от Нови-Пазара до Константинополя, для того чтобы лучше контролировать Сербию.

Воспользовавшись кризисом, который разразился в Турции, Вена аннексировала Боснию и Герцеговину в то самое время, когда министр Франца Иосифа вел переговоры с Извольским о компенсации для России. Царь оказался в глупом положении: когда Сербия протестовала против аннексии, Вильгельм II направил ему ультиматум. Что касается конференции, которой добивался Извольский, чтобы уладить этот спорный вопрос, то она так никогда и не состоялась.

Военная слабость России, за три года до этого потерпевшей поражение на Дальнем Востоке, затрудняла любой компромисс: он истолковывался бы как еще одно отступление.

По этой причине оказался безрезультатным крупный «семейный» сбор, когда Гессены, Гогенцоллерны и Романовы съехались, как в старые добрые времена, на garden party [22] в Потсдам в 1910 году. Обстановка не способствовала согласию.

Проект железной дороги Берлин — Багдад и безоговорочная поддержка Германией двойной монархии на Балканах выявили глубокую заинтересованность держав Центральной Европы в проливах, на которые снова претендовала царская дипломатия, переоценившая значение союзов с Англией и Францией, интересы которых были устремлены в другом направлении. Преемник Извольского Сазонов, ведя самостоятельно свои дела, сумел собрать воедино мелкие Балканские государства в надежде преградить путь на Восток — «дранг нах остен» — германо-австрийских сил. Он преуспел в этом, однако сербы, болгары и греки, вместо того чтобы объединить усилия против Австрии, успешно атаковали Турцию, что побудило русских преградить болгарам путь на Константинополь и выступить против сербских требований, лежащих в основе второй Балканской войны. С русской дипломатией совершенно не посчитались. Последний удар был нанесен ей, когда султан призвал немецкого генерала Лимана фон Сандерса взять на себя командование турецкой армией и приступить к ее реорганизации. В ответ на протест Николая II генерал получил лишь более скромное назначение.

Однако это произвело соответствующий эффект, и вскоре вновь всплыла тема «борьбы славян против немцев». В русской печати произошла вспышка германофобии, имевшей двойную направленность: ведь царица была по происхождению немкой.

Таким образом, Вилли по крайней мере дважды противодействовал планам Николая II, что сильно испортило отношения между Германией и Россией. Как ни пытался П. Н. Дурново в своем докладе доказать Николаю, что война против Германии и Австрии даже в случае победы не принесет России ничего, кроме «ненужных и опасных» территорий — Познани и Галиции, приобретение которых сделает еще более неразрешимым польский вопрос и обострит проблему украинской автономии, ничто не действовало. Тройственное согласие усиливалось, тогда как сближение с Англией никаких благ России не сулило, а союз с Францией мог втянуть в войну с Германией, Австрией и Турцией, в войну, которая могла оказаться губительной для России.

Сохраняя миролюбивые настроения, Николай II ни на минуту не представлял себе, что выстрел в Сараеве повлечет за собой вступление в войну. «Это еще один балканский кризис». Он ожидает вручения австрийского ультиматума Белграду, чтобы сообщить, что на этот раз он поддержит Сербию. Николай II просит Англию определить свою позицию в этом вопросе, создать трибунал в Гааге или потребовать проведения международной конференции. Однако военная машина уже пришла в движение. После того как Австрия объявила войну Сербии, царь приказал провести вначале частичную мобилизацию, а затем и всеобщую. Он не отвечает на ультиматум Вильгельма II, требующего прекратить эти приготовления.

Николай II чувствует, что наступил решительный момент.

Он посылает телеграмму Вильгельму II: «Было бы правильно австро-сербский вопрос передать трибуналу в Гааге, чтобы избежать кровопролития. Доверяюсь твоей мудрости и дружбе».

Через несколько дней у Николая II состоялся разговор с Сазоновым, который оставил о нем следующее свидетельство:

Днем 2 августа 1914 года император обратился с манифестом к своему народу. Единственный иностранец, допущенный на эту торжественную церемонию как представитель союзной державы, — Англия объявила войну лишь два дня спустя — французский посол Морис Палеолог писал об этом: