– Как все, – женщины переглянулись, не понимая, чего ждёт от них жёсткая воительница. – Можем ткать, прясть, вязать, по дому и по огороду работу знаем.

– У нас нет огорода. И, конечно, вы не владеете никаким оружием, никогда не сидели верхом?

Молодые женщины отрицательно замотали головой:

– Мы мирные жительницы.

– Вы ищете убежище, но у нас, как и у вас, нет мужчин, чтобы защититься. Вы пришли с детьми, вы их любите, но и вы, и они на грани истощения. Никто не протянул вам – нищим – руку помощи. Своих ртов хватает, не будут кормить бродяжек и чужих ребятишек. Вы на их месте поступили бы так же в трудные времена, не отрекайтесь. Удобно делиться не последним, но сейчас благополучная судьба отвернулась от вас. Я тоже не смогу прокормить такое количество людей, и моя помощь – вложение в будущие победы. Наш удел – война. Вы готовы встать на наш путь – путь войны? Если нет, двери открыты, и вы свободны. Можете продолжить скитания, но что вы найдёте? Смерть. Ну как? Пойдёте дальше или примете нашу веру?

– Нам не из чего выбирать, – обречённо произнесла одна из женщин.

Архелия немного смягчилась.

– Будет тяжело, но я даю вам шанс выжить. Вся полученная добыча пойдёт в общий котёл, дети ваши не окажутся брошены, даже если вас подстережёт смерть. Поверьте, это дорогого стоит. Эй, Хедда! – позвала дочь барона.

На зов примчалась девчушка-близнец.

– Проводи наших новых сестёр в барак. Он не достроен, но половина его уже пригодна для жизни. Кстати, кто у вас? Сын, дочь?

– Две девочки и мальчик.

– Сколько лет сыну?

– Два годика.

– В пять лет он должен будет покинуть наше сообщество или стать подобным нам. Подумайте, сможете ли вы расстаться с ним…

Женщины в молчании удалились. Коринн обратилась к предводительнице:

– Я могла бы проводить их?

– Останься. Мне надо обсудить с вами наше дальнейшее житьё. Необходимо выработать чёткие правила, которые не следует нарушать никому. Иначе наше женское поселение скоро захлебнётся в бесконечных дрязгах, сплетнях и интригах. Каждому придётся принести клятву служить новой богине под страхом проклятия.

– Ты имеешь в виду ту, что говорила с тобой в пещере? Кто она?

– Назовем её Луна.

– Покровительница женщин. Пусть. Ты уже много раз пересказывала нам историю с пещерой, но почему она такая воинственная? Тебя словно что-то притянуло к её горе…

– Да. Мы очень схожи, потому она и призвала меня. Но Луна владеет тайной бессмертия, а я всего лишь слабая человеческая натура. Она обещала нам покровительство. Не стоит отказываться от предложения защиты и помощи. Боги дважды не повторяют.

– Она права, – Коринн обратилась к Хельге. – Тем более волшебное украшение – хорошее подтверждение словам богини.

Золотая лунула на шее Архелии горела алым огнём. Лежащая Хельга тихо пообещала:

– Я буду служить тому, кому служишь ты. Неважно, кто это – бог или человек. Жаль, что пользы от меня никакой.

– Знахарка обязательно поставит тебя на ноги. Она так рьяно за твою спину принялась, что страшно делается.

– Зато у меня было время поразмыслить кое над чем, пока лежала. Я думаю, нам надо наведаться в твою пещеру. Там наверняка остались необходимые для всех вещи.

– Я плохо припоминаю, что со мной было. Грезятся порой какие-то красные гребни на шлемах. Секиры помню… Янтарь и зелёные, как изумруды, камни.

Они ночь напролёт обсуждали предстоящее предприятие. Необходимы были подводы и несколько неплохо обученных девушек для охраны. Затем их мысли переключились на обустройство дальнейшей жизни в разрастающемся мирке женщин-воительниц.

Через два дня вернулась Ортрун и привезла обещанные трофеи отца. Они едва помещались на телеге. Горек тащил на себе остальное, что было жалко оставить в тайнике разбойников. Он был увешан шкурами и пурпурными плащами и издалека напоминал разбогатевшего медведя. Архелия с благодарностью приняла дары юной разбойницы и велела сложить их в доме.

Настала очередь дочери барона отправиться за сокровищами. Она бросила клич, и Коринн с сопровождавшими их девушками быстро снарядились в дорогу. Горек на этот раз решительно отказался повиноваться и, презрев отдых, снова отправился в путь. Вереница телег и всадниц потянулась прочь от поселения. Ортрун и знахарка долго провожали их взглядом, пока процессия не скрылась за ближайшим холмом. Затем они совместно с девушкой затворили ворота и вернулись в домик к больной Хельге.

Жизнь начинала кипеть в новом жилище с рассвета. Ида давала указания дочерям, и трудолюбивые безотказные девчушки целый день носились по её поручениям. «Кормилицы», как ранние пташки, уже хлопотали над своим незамысловатым хозяйством, разводя огни. Они тормошили заспавшуюся молодёжь и провожали её на учения. Петухи дружно горланили свою перекличку, лошади жадно ели купленные у местных жителей сено и овёс. Мир наполнялся привычными звуками, бесконечно приятными для уха тех, кто долгое время вынужден был скитаться в нужде и нищете. Поселенки работали не покладая рук, опасаясь, что их нечаянная радость снова упорхнёт от них. По крупицам собирали они разрушенный чужаками, но привычный им с детства мир и уют. Стараясь не задумываться о будущих сражениях и неизбежных потерях, немолодые женщины заботились о быте девушек-воительниц. Они учили их уму-разуму, который никак не вязался с предназначением новых амазонок.

Девушкам выпадал каждодневный труд совсем другого рода. До изнеможения гонял их Горек. Коринн взяла на себя обучение метанию кинжалов, Ортрун показывала, как владеть копьём и стрелять из лука. Архелия появлялась везде и в меру сил руководила процессом, стараясь не раздражать упрямую Ортрун. Девушки прекрасно ладили, но бывшая разбойница не терпела вмешательства в дела, которые поручены ей. Горек пробовал научить девушек кулачному бою, однако ему вскоре пришлось отказаться от своей затеи: лишь единицы смогли противостоять доброму великану, бившему вполсилы. Сколько слёз было пролито из-за ушибов, ссадин и синяков! Молодые воительницы получали их в бессчётном количестве, занимаясь непривычным делом. Не выдержавшие испытаний уходили, но спустя некоторое время большинство возвращались в поселение с виноватым видом отшлёпанных щенков. Не было более места для них в этом мире, а единственный свой приют они должны были создавать и беречь самостоятельно. Разбитые и усталые после тренировок, они неимоверным усилием воли поднимали себя поутру. Боль становилась привычней. Потихоньку жалобы утихали, раны зарастали, и бывшие дочери, сёстры и жёны, стиснув зубы, вновь бросались на воображаемого противника. С отъездом бдительных учителей многие получили долгожданную передышку.