Шрифт:
— Лучше бы тебе пойти, — возразил Фредерик. — Твой отец и сестры будут очень огорчены, если ты не придешь. А в таком тумане тебя ни одна живая душа не увидит.
В конце концов пошли оба. У Ивара была с собой бутылка джина. Прежде чем свернуть с проезжей дороги и начать подъем по узкой тропинке к хутору, они выпили. Воздух был насыщен мельчайшими капельками, оседавшими на куртки. Вдоль тропинки светились цветы лапчатника и одуванчики. В одном месте цвела целая семья маргариток. Ивар сорвал одну.
— Они цветут здесь всегда, насколько я помню, — сказал он, чуть скривив губы в подобие улыбки. — И пижма — вон там. Мы рвали здесь цветы в детстве.
Да, — сказал Фредерик, — так устроены растения, зимой они погибают, а весной, черт возьми, появляются вновь. И через сто лет они, наверное, будут здесь цвести…
Фредерик, воодушевившись глотком водки, начал рассказывать о девушке, с которой он провел последнюю ночь. Необыкновенно умная девушка, она много читала и рассказывала ему — а он-то и не знал, — что вороны и попугаи могут дожить до ста лет и что где-то в теплых странах живет птица, которая, состарившись, летит в огонь, сгорает и выходит из огня молодой в новом облике.
— Это птица Феникс, — сказал Ивар.
— Да, так она ее и называла, — подтвердил Фредерик. — Феникс, значит, ты тоже знаешь.
— Да, Фредерик, только это не совсем достоверно, — сказал Ивар и улыбнулся.
— Конечно, может быть, это все чепуха и она надо мной подшутила, — согласился Фредерик. — Я так и не смог ее разгадать. Меня вообще девушки не любят, они не принимают меня всерьез. Может быть, во мне есть что-то смешное? А, Ивар?
— Да! — Ответил Ивар и отбросил маргаритку. — Мы, мужчины, всегда смешны и глупы в глазах девушек. Большинство из них — дряни. Им подавай хвалу, лесть, деньги. Они только себя и любят.
Из тумана выступила горбатая зеленая крыша хутора. Сырой воздух был наполнен запахом дыма.
— Не все они дряни, — рассеянно заметил Фредерик. — Можно встретить и настоящего человека. Ты еще найдешь себе хорошую девушку. А о той, в Абердине, забудь, такие не для тебя.
На хуторе только что уселись за ужин, девушки сразу же поднялись, уступая место морякам.
— Мы скоро пойдем, мы не хотим есть, — сказал Ивар. — Пришли попрощаться, уходим в море, и времени у нас мало.
Он протянул руку отцу, но в ту же минуту его чуть не повалила Альфхильд, обнявшая его сзади обеими руками за шею. Он попытался ласково вырваться, но тщетно: она висела у него на шее и что-то шептала.
— Нет, тебе нельзя с нами, пока война не кончится, — сказал Ивар. — А тогда мы все усядемся в самолет и полетим на Северный полюс.
— Ну-ну, Альфхильд, — Магдалена потянула сестру к себе, — попрощайся с Иваром и Фредериком. Не надоедай им. Вот твой ксилофон! Поиграй нам!
Альфхильд, улыбаясь, хлопнула сестру по спине, взяла ксилофон и уселась с ним на полу.
Ивара и Фредерика не отпустили, пока они не выпьют по чашке кофе. Ивар налил водки отцу. Старик пил маленькими глотками. Он крепко держал стакан, стараясь не пролить ни капельки, и каждый глоток сопровождал пожеланиями удачи, и счастья, и божьей милости, и благословения.
Ивар наблюдал за ним. Отец всегда был такой — слабый, беспомощный, женоподобный, богобоязненный, преувеличенно благодарил за всякую малость. Ивар подумал о матери, он хорошо ее помнил, хотя ему было всего пять лет, когда она умерла. Она была полной противоположностью мужу — крупная и сильная, добрая и терпеливая со своими детьми, но угрюмая и неприветливая с посторонними. Да, разные они были люди и по характеру и по происхождению. Он — сын бедняка, она — дочь богатого крестьянина. Но была счастлива их совместная жизнь. А плод этой жизни, плод их труда — хутор Кванхус, с его картофельным полем, лугом, скотиной. Мирный укромный уголок, счастливый уголок. Когда ты в море, он кажется раем.
Ивар схватил стакан и выпил. Почувствовал легкое прикосновение чьей-то руки к плечу, обернулся. Это была Лива. Наклонив голову, она прошептала:
— Пойдем со мной, Ивар, мне надо тебе что-то сказать!
Он поднялся и вышел за сестрой из дому. Лива, отвернувшись, тихо проговорила:
— Прости меня, Ивар. Мне давно хотелось поговорить с тобой, но я не решалась, не знала, как ты к этому отнесешься. Я так боюсь за тебя, Ивар, я часто молюсь, чтобы тебе было хорошо и чтобы ты обратился к Иисусу, пока не поздно! Близок час, мы должны быть готовы и держать светильники зажженными! Ты должен обратиться к нему! Слышишь! Я не хочу, чтобы мы были навеки разлучены, я не могу вынести этой мысли!..