Было около шести, когда они дошли до хутора. Из трубы поднимался дым, значит, хуторяне встали. Подойдя ближе, они услышали голоса. Среди них Фредерику слышались и чужие. И вдруг ему показалось, что он слышит голос Оппермана.

«Не может быть», — подумал он. Но это действительно был Опперман. Он стоял в передней, держа шляпу в руке, собираясь уходить. Фредерику стало стыдно, что Опперман его опередил, и одновременно он испытал чувство облегчения.

— О пастор! — сказал Опперман, протягивая руку в перчатке. Пожав руку, пастор Кьёдт отвел Оппермана в сторону. Мужчины говорили очень тихо. Фредерик слышал, что речь шла о страховке. Он вошел в кухню. Лива и Магдалена — обе полуодетые, — обливаясь слезами, пожали Фредерику руку. Элиас сидел у печки, он не плакал, но, открыв рот, смотрел перед собой остекленевшим, словно каменным, взглядом. Он схватил руку Фредерика в обе свои и долго держал ее, и это горестное пожатие словно что-то растопило в груди Фредерика. Он уже не мог сдержать слез, его охватило безнадежное отчаяние, он ушел в переднюю, прислонился лбом к стене, изо всех сил пытаясь подавить рыдания.

Он слышал, как пастор Кьёдт говорил, словно читал из книги. Может быть, и вправду читал какое-то печатное слово утешения. Да, конечно, Фредерик услыхал, как он перевернул страницу. Читал он долго. Как будто хотел показать, что не экономит время. После проповеди последовала долгая молитва. Наконец все кончилось, пастор пожал присутствующим руки и пожелал им утешения и благословения божьего. Он пожал руку и Фредерику. Фредерик не смог собраться с духом и поблагодарить пастора за его хлопоты. Стоя в передней, смотрел на сучок в некрашеной степе.

Весть о гибели «Мануэлы» и смерти Ивара быстро распространилась по городу и окрестностям, всюду появились приспущенные флаги.

Редактор Скэллинг спешно писал заметку о печальном событии, ему это было очень кстати, несмотря на всю трагичность происшедшего, поскольку материала для газеты не хватало. В прошлом номере пришлось дать на целую полосу перевод статьи из «Ридерс дайджест» о голоде и хаосе в России после революции 1917 года и международной помощи, организованной Нансеном. Но читателей это не интересовало. Книготорговец Хеймдаль вчера вечером в клубе с сарказмом спросил, не собирается ли газета поместить свежую новость об отступлении Наполеона из Москвы. Редактор не растерялся и объяснил Хеймдалю причину, по которой он поместил американскую статью о голоде в России. Немцы терпели поражение за поражением на Восточном фронте. Это вызывало всеобщее восхищение русскими, и было неплохо напомнить о том, что это все-таки большевистские орды.

Редактор Скэллинг был в затруднении: как писать о погибшем шкипере. Ивар Бергхаммер не так давно привлек к себе внимание как пьяница и драчун и вообще был сомнительной фигурой. То, что он — выходец из бедной семьи — сумел выбиться в люди, само по себе только похвально. Редактор Скэллинг был не из тех, кто ползает на пузе перед плутократами. Наоборот, он сам, будучи сыном умного и честного, но отнюдь не состоятельного судьи, сумел своим трудом добиться положения… не материального благополучия, видит бог, но все же довольно значительного общественного положения. Вскоре директор школы Верландсен уйдет на пенсию и Скэллинг, как второй учитель, займет его место, если справедливость существует на этом свете. Кроме того, редактор занимал пост председателя Союза консервативных избирателей, заместителя председателя городского муниципалитета, члена Совета по контролю над ценами, секретаря Союза предпринимателей и судовладельцев, почетного члена спортивного союза Змеиного фьорда, и только война помешала ему получить орден Даннеброга, который обещал ему сам амтман [7] .

Да, у него есть ряд достоинств, например, он умеет писать. Как политический корреспондент он завоевал себе имя в консервативной датской прессе, да и на родине его ценят, во всяком случае настоящие знатоки, чье мнение имеет вес.

А памятник, этого тоже забывать не следует! Прекрасный памятник с именами погибших моряков, которые не вернулись на родину и никогда не будут покоиться в освященной земле. Этот памятник создан по его инициативе. Может, об этом уже забыли, ну и что ж. У него становилось тепло на сердце каждый раз, когда он бывал в этом заповедном месте и видел, как увеличивается число имен.

Но… вернемся к Ивару Бергхаммеру. Редактор Скэллинг не скрывал, что безотносительно к личности молодого человека он питал глубокое недоверие к самому типу таких людей. Ивар Бергхаммер — лишь один среди угрожающе растущего числа пролетарских выскочек, которых нынешние ненормальные времена вырвали из их обычной среды и вознесли. На свободу выпущены опасные силы, невозможно предвидеть, к чему это приведет, ведь у этих людей нет ни корней, ни культуры. Надвигается эпоха грубости и распущенности, эпоха кулачного права. С грустью вспоминаешь мирный период процветания, когда старый консул Тарновиус, окруженный всеобщим уважением, как истинный отец страны, сидя в конторе, твердой рукой держал бразды правления и повсюду сушилась треска и кишели работящие люди, веселые и трудолюбивые…

Но не об этом сейчас речь. Редактор поднял трубку, позвонил Опперману, чтобы получить кое-какие сведения о катастрофе для статьи.

Опперман мог бы — он так и выразился! — дать погибшему шкиперу наилучшую характеристику. Ивар был на редкость энергичен, смел, на него можно было положиться. Судя по голосу, Опперман был взволнован. Он даже сказал, что Ивар погиб геройской смертью. Ну, это уж слишком! Служба на корабле в нынешнее время — Дело доходное, и если всех многочисленных моряков, которые, к несчастью, погибают, называть героями, то получится бесконечно длинная галерея героев. Это понятие следует ограничить, включать в него только тех, кто жертвует жизнью для спасения других или во имя справедливого дела. А плавать для того, чтобы деньги текли в карман Оппермана — невелика заслуга, и никто бы этого не делал, не будь тут и личной выгоды в виде хорошего процента.

Вообще-то редактор ничего не имел против Оппермана. Он, конечно, выскочка, у него есть слабые и смешные стороны, но он чертовски толковый человек и нередко доказывал, что у него доброе сердце.

Ну что ж, у него на это есть средства. Но с другой стороны, Опперман не обязан заниматься благотворительностью. Это дело добровольное, дело сердца. Он не только помогает сиротам. Опперман внес большую сумму, когда проводился сбор на новый церковный орган. Он поддерживает спортсменов. Вообще, несмотря на свои странности, Опперман — ценный для общества человек. Поддерживает он и газету, у него постоянное место для объявлений на первой полосе, а иногда он дополнительно помещает объявления и на всей последней.