В церковь набилось полно людей, в трауре и в военных мундирах. Даже на паперти негде было яблоку упасть. Орган звучал иначе, чем обычно, на нем играл молодой англичанин, зять консула Тарновиуса, и под его руками он издавал целую бурю звуков. А директор школы Верландсен набрал хор из школьников и бывших учеников и разучил с ними псалом. Здесь же был и мужской хор военного гарнизона. Он не принимал участия в пении школьников, но был готов к самостоятельному выступлению.

Редактор Скэллинг с женой заполучили хорошее место наверху, на хорах, откуда можно было обозревать все происходящее.

— Боже, какое великолепие! — шептала фру Скэллинг. — Пожалуй, даже слишком великолепно, как ты думаешь, Никодемус?

Редактор не ответил. Он вспомнил, как лет двадцать тому назад хоронили старого консула Тарновиуса. Похороны были довольно пышные, но не шли ни в какое сравнение с этими. А ведь старый консул был человек важный, глава фирмы со множеством торговых филиалов, имел целый флот катеров и давал работу целой армии мужчин, женщин и детей, почти что все население фьорда кормилось за счет его предприятий.

Редактор вспомнил и похороны своего отца… вполне приличные, очень приличные, но всего несколько человек шли в траурной процессии, никакой помпы, ни цветов, ни пения хора. Зато тихая печаль любящих сердец. А эти похороны — парадное представление, организованное Опперманом, это просто смешно, очень смешно. Редактор подумал, как в свое время устроят его похороны или похороны его жены.

Он взял руку жены, и она прильнула к нему, исполненная торжественности минуты.

— Посмотри, даже модели кораблей под куполом окутаны траурным флером! — прошептала она.

— Это своего рода символ. Это как бы в честь всех погибших судов.

Редактора растрогали его собственные слова, он даже на секунду задержал дыхание. Не забыть бы в статье о похоронах написать об этом.

— Здесь Саломон Ольсен с женой и сыном, — шептала фру Скэллинг, — и Шиббю, и Тарновиусы, и доктор Тённесен с сыном, и аптекарь, и директор банка Виллефранс, и почтмейстер, и оптовик Свейнссон с супругой… Боже, как она намазалась, Никодемус! И все офицеры. Капитан Гилгуд в парадной форме!

— Конечно, — ответил редактор, — конечно. Это же не обычные похороны, а торжественные, Майя. Это похороны неизвестного солдата.

Редактор снова растрогался от своих собственных слов и проглотил комок в горле. Эту мысль о неизвестном солдате он тоже использует в статье. С этих позиций, собственно, и следует рассматривать похороны. Их торжественность относится не к отдельному лицу. Это отдельное лицо играет второстепенную роль.

— Как по-твоему, что скажут хуторяне из Кванхуса обо всех этих почестях? — шепнула фру Скэллинг.

Редактор пожал плечами:

— Им же хуже, если у них от этого закружится голова. Но ничего удивительного, если они немножко свихнутся.

— Да, ничего удивительного. Но что это… Никодемус! — Она схватила мужа за руку и энергично дернула ее.

— В чем дело? — спросил он, забыв от страха понизить голос.

Внизу раздалось несколько резких выкриков… Они разобрали слова «разбойники» и «убийцы». У алтаря, перед самым гробом, что-то происходило, что именно — разглядеть было трудно, похоже, кто-то лишился чувств.

— Очевидно, с кем-то приключился сердечный приступ, — успокоил жену редактор.

— Нет, нет, Никодемус, — задыхаясь, объясняла фру. — Это наборщик Хермансен! Я сама видела! Он подошел к гробу и собрался говорить… Но ему не дали. Смотри, его выводят. Он пьян, Никодемус! Какой ужас!

Редактор словно лишился дара речи. Он молча покачал головой и невольно всплеснул руками. Волна ропота прокатилась по церкви, когда причетник и звонарь выводили пьяного наборщика. Он почти не сопротивлялся. Но в дверях обернулся и что-то пронзительно выкрикнул. Причетник дал ему здорового тумака в бок, и слышно было, как наборщик скатился по маленькой лесенке.

— Это ему на пользу! — громко вырвалось у кого-то, и в общий ропот вплелась веселая нотка.

— Что он крикнул? — шепотом спросил редактор.

— Это ему на пользу! — шепотом ответила жена. Она была очень возбуждена, и в глазах у нее стояли слезы.

— Да нет, я о наборщике, — раздраженно сказал редактор. — Что он крикнул до того, как упал с лестницы?

— Балаган! — прошептала жена ему в ухо.

Редактор поерзал на стуле и прошептал ей в ответ: