Дэвид вдыхал полной грудью аромат осенней гнили. Единственная форма гниения, любезная людям по запаху и по виду, – это гниение осенних листьев. В молодости эта мысль вызывала у Дэвида грустные ассоциации со старостью и осень он не любил. А теперь он предвосхищал золотые годы старости, и осень стала его любимым временем года.

Если бы Дэвид продолжал работу в институте даже консультантом, это бы означало, что к нему по-прежнему была бы приставлена охрана. Поэтому он хотел полностью покончить со своей секретной работой. Дэвид планировал начать новую жизнь, причём как можно более незаметную, и для этого следовало переехать в отдалённый штат. Переезд в другой город был полезен и по многим другим причинам. Проживя долгие годы в одном городе, ощущаешь старение ярче, ибо всё вокруг напоминает тебе о прошлых событиях. Каждую свою поездку по городу Дэвид называл «экскурсией по местам половой славы» – он то и дело проезжал мимо домов, где жили его прежние любовницы. Воспоминания об этих встречах и разлуках бередили душу, указывая, как много всего настучалось на его веку и какой, значит, он уже старый. Если же переехать в другой город, то жизнь как бы начиналась заново.

Дэвид продал дом и переехал в южный штат поближе к вечности океана. Там он купил неброский, но просторный дом в тихом районе и в десяти минутах езды от даунтауна. Этот курортный городок привлёк Дэвида прежде всего тем, что там круглый год женщины ходили почти обнажёнными.

Так ему представлялось или это было на самом деле, но с каждым годом самки на пляжах всё более и более оголяли своё тело. Он помнил время, когда женщины носили только закрытые купальники, а теперь девушки носили еле заметные кусочки материи, что под стать стриптизёршам. Дэвид предрекал, что в один прекрасный день все красотки будут загорать не только совершенно голыми, но и с широко раздвинутыми ногами, а каждого, кто посмеет к ним приблизиться с очевидным намерением, будут беспощадно бросать в тюрьмы за сексуальные домогательства.

Такая перспектива вызывала в Дэвиде ещё больше решимости в выполнении своих планов – настала пора превратить недоступных женщин в доступных.

Дэвид расхаживал по своему ещё непривычному дому с освежающим трепетом, подобным тому, что на него находил при совокуплении с новой женщиной. Дом, в нутре которого мечтаешь поселиться, переходит из рук в руки, как женщина, при условии платы выторгованной суммы. В дом тоже можно влюбиться с первого взгляда и переплатить, только бы получить его себе в собственность. Ты покупаешь девственный, только что построенный дом и первый наводишь в нём свой порядок или приобретаешь подержанный, но подкрашенный и подремонтированный специально для нового владельца, и там и сям замечаешь в нём следы прежних хозяев. Нередко дом покупают подешевле, потому что он в плохом состоянии. И такие, ремонтируя, вершат пигмалионство.

Через неделю после переезда Дэвид, блуждая по городку, зашёл в картинную галерею. Владелицей её была моложавая женщина пятидесяти восьми лет по имени Джой, которая сразу приглянулась Дэвиду. Судя по работам, которые она выбирала для продажи, её вкус полностью совпадал с Дэвидовым, и этот факт особенно подстегнул его к покупке картины для своего нового дома. Это позволило Дэвиду познакомиться с Джой так непринуждённо, что она приняла его приглашение пообедать. Поедая дары океана, упакованные им в раковины, Дэвид и Джой часто встречались глазами, и обоим было ясно, что они друг другу по душе. Разговор очерчивал прошлое, возводя фундамент, на котором могли бы быть возведены разговоры о будущем. Дэвид поведал Джой о своей женитьбе, что ему представлялась ошибкой, которую необходимо совершить раз в жизни. Детей его брак не произвёл, и, быть может, потому он представлялся Дэвиду в таком тёмном свете. Жена его не могла зачать, а брать чужого ребёнка для выращивания Дэвид не хотел, так как это ему представлялось абсурдным, когда он сам был вполне производителен. Жена была категорически против того, чтобы Дэвид, как в библейские времена, произвёл ребёнка от какой-либо наложницы, и хотела поехать в Восточную Европу, чтобы выбрать себе сироту для воспитания. Дэвид не мог отлучаться из Штатов в силу своей секретной работы и не хотел тратить ни душевных сил, ни денег на чужую кровь. Всё это послужило веской причиной для развода, который прошёл мирно и быстро. Получалось, что в жизни Дэвид обошёлся без детей. Теперь он сожалел, что неотступно настаивал на абортах у стольких своих возлюбленных. Это сожаление он вслух не высказал, но последнее время оно часто удручало его.

Джой в свою очередь рассказала Дэвиду, что её замужество прекратилось против её воли и воли её любимого мужа, который погиб в авиакатастрофе десять лет назад. Её взрослые дочка и сын со своими семьями жили по разным городам и время от времени с внуками приезжали её навестить – Джой не могла себе позволить надолго покидать галерею, которая была весьма успешна и требовала постоянного ухода, как новорожденный: длинная очередь художников мечтала выставляться именно у Джой, поскольку картины из её галереи покупали многие музеи современного искусства и каждая выставка, которую устраивала Джой, оказывалась успешной.

Темы разговоров Дэвида и Джой украшались обоюдными шутками. Единственное, что раздражало Дэвида, – это то, как Джой рассказывала анекдоты. Рассказав анекдот и вызвав смех, она повторяла соль анекдота второй раз, желая тем самым продлить смех аудитории, но этим она добивалась противоположного – повторение только ослабляло эффект от первого раза. Это вполне можно было вытерпеть, тем более что намерения были благими и до мощения дороги в ад ещё не доходило.

После обеда Дэвид пригласил Джой к себе домой, чтобы она посмотрела на место, где он хочет повесить картину. Он предложил ей ликёр, и они уселись на диванчик, такой короткий в длину, что если на него садилась пара, то неминуемо должна была приниматься за поцелуи, ибо диван сближал их так, что им ничего не остается как целоваться или встать и разбежаться. Так что само согласие сесть на этот диван являлось равносильным согласию к поцелуям и объятиям. Потому-то и называется он love seat. Диван-сводник. Вот поцелуи и последовали.

Место, предназначенное для купленной картины, оказалось в спальне над кроватью. Джой одобрила место для этой картины, а затем и саму кровать, которая показалась ей волшебной, как ни одна другая из тех, где ей приходилось наслаждаться последние годы. А кроватей-то было всего две, причём свою кровать она хранила целомудренной и не пускала туда мужчин в память о муже.

Дэвид вежливо предложил, а Джой ласково отказалась остаться на ночь, и он с облегчением отвёз её домой – Дэвид не хотел, чтобы в новом доме сразу запахло совместной жизнью. Он хотел не жить вместе, а быть вместе, а ещё точнее – бывать.

Джой жила на другой стороне города в пятикомнатном кондоминиуме с видом на океан. Она пригласила его на чашку кофе. И тоже оценила, что Дэвид не попросил остаться на ночь, а вскоре ушёл.

Всё складывалось как нельзя лучше и по плану – Дэвид хотел завести подругу своего возраста, с которой у него были бы общие интересы и с которой было бы приятно не проводить, а провожать время. Женщина-друг была необходима ему, та, которая могла о нём позаботиться в трудную или приятную минуту, и та, о которой хотелось бы заботиться самому.