Онторо подобрала босые ноги, укрывая их платьем.

— Не лги себе, любящий. Ты звал меня.

— Нет.

— Ты звал меня, обращаясь мыслями. Ты говорил их — мне. А кто еще выслушает твое сокровенное, не пряча голову подмышку? Только я.

Он отвернулся, глядя, как луна стекает каплями бледного света на спины травы. Она права. Привык, что не один, привык поверять ей тайные мысли. Даже те, которых страшится сам.

Ветер шумел, и женщина прижалась к его плечу, чтоб слышал:

— Не бойся. Скоро ты научишься говорить сам с собой искренне, без испуганной лжи. Пойми, наши желания обретают силу, лишь когда они четко проговорены словами. Иногда нужно просто признаться себе, в том чего хочешь. Мир создан для людей, жрец. Не для богов. Мать темнота понимает это и позволяет своим детям признаваться себе во всем. И не требует от них оправданий и ложных клятв. И знаешь…

Горячий шепот вползал в ухо, заставляя кожу на руках покрываться сладкими мурашками:

— Ты удивишься, как засверкает мир, когда ты увидишь себя настоящего. И станет ложиться к твоим ногам. Это касается и мелочей. И того, какую любовь вы оба выбираете. Почему ты берешь ее не так, как меня? Ты не думал?

— Потому что ты — другая, — он кашлянул, отвечая, голос стал хриплым и непослушным.

— Нет. Ты не осмеливаешься ступить в эту воду обеими ногами. Боишься, что узнав, чего ты хочешь, она вскинется и оттолкнет тебя. А вдруг ты боишься зря? Подумай, жрец. Скольких мужчин принимало ее горячее тело. Сколькими умениями дарили они ее. Думаешь это проходит, не оставляя следа? Попробуй. И увидишь.

Ветер зашипел, холодя мочку уха, и Техути, поднимая руку, чтоб защитить себя от змеиного шипа, ощутил — он снова один. Сказал в пустоту:

— А если не зря боюсь?

И сам себе ответил, подражая тихому голосу ушедшей Онторо:

— Если что-то пойдет не так, сможешь сразу вернуться. Она любит. И принимает такого, какой есть. Простит.

Откинулся и бросил руки на колени. Он был захвачен собой, впервые дав полную волю желаниям. И правда, ведь это честно — без страха и стыда взглянуть в лицо самому себе и сказать, да, я хочу этого и того. Вот так.

Сам себе представился вдруг темной горой с недрами, изрытыми лабиринтами и ходами, где можно бродить вечно, находя темные и сверкающие сокровища, брать в руки вещь за вещью, разглядывать, ужасаясь и восхищаясь.

— Я огромен! Бесконечен! И в темную глубину тоже…

Прикрыв глаза, улыбался, шевеля губами. И усмехнулся, подумав холодно, а ведь ждал, что черная прильнет и попросит любви. И если бы успели, то взял бы, зная, что она сумеет спрятать от глаз княгини их тайное удовольствие.

— Тех?

Открывая глаза, он не встал, просто протянул руки, ловя Хаидэ, обнял, жадно целуя лицо, глаза, шею. Она послушно и доверчиво обмякала, прижимаясь, ища губами его рот и язык. А он, подстегивая себя мыслью о том, что она, обидевшая его — обманута, загорался так, как не горел никогда. И ее поджигал такой страстью, что больше ничего не было вокруг, и казалось: пусть все обрушится — скала, небо, земля встанет на дыбы, валясь на них — ничто не разделит двух тел, яростно бьющихся друг в друга.

— Так, — сказал он, оторвав ее от себя и бросая за траву, — так.

Сомкнул руки на горле, сдавливая, упер колено в лоно, раздвигая ее бедра. Сжимал и разжимал пальцы, прижимаясь к лицу и ловя частое испуганное дыхание, наваливался, одновременно слушая, не закаменеет ли, выворачиваясь из-под его груди. И снова повторял хриплым голосом, чувствуя, как она бьется, не пытаясь вырваться, сама загораясь и хватая воздух:

— Так. Так, лю-би-мая, та-а-ак…

А потом она крикнула, сердито и звонко, ветер подхватил крик, кидая вслед ему мужское рычание.

Был бы тут Нуба, он узнал бы и вспомнил, как кричала опоенная любовным зельем девочка в первую ночь своей новой жизни, в руках старого, пресыщенного играми мужа. Но Техути слышал лишь крики любви. И сердце, колотясь, гнало вместо крови мужскую гордость. Я! Сделал! Это! С ней!

Огромным он стал. Не поднимаясь с женского тела, рос, ширился и вздымался, зная, что вместо неба и луны, вместо звезд — он ей сейчас. И страстно пожелал — пусть так будет всегда.

Они еще схлестывались, будто дрались друг с другом, и не видели, как за камнем мелькнул черный силуэт стража, что кинулся на крик от дальнего костра. Быстро оглядев смутные слитые фигуры, пошел через ветер обратно, нащупывая на боку фляжку с вином.

Вернувшись, кивнул в ответ на вопросительный взгляд старшего — Казыма. Показал жестом, скрестив пальцы и ныряя сложенной ладонью, как любятся двое. Казым понимающе усмехнулся и снова уставился в прыгающее пламя. Княгиня молодец, думал сонно, прислушиваясь к вою и всплескам ветра, ей нужен мужчина и она взяла его себе. Что ж, это надо. Чтоб думать ясно, без голода. А что касается власти, которую они там сейчас делят, как то бывает всяк раз у голых, она справится с этим, юрким, похожим на речного ужа. Она ж их княгиня, дочь Торзы.