Шрифт:
Он быстро листал книги и лихорадочно пробегал глазами нужные страницы. Такой способ быстрого чтения он использовал в тех случаях, когда возникала необходимость за короткое время запихнуть в голову огромное количество информации. Ощущение при этом возникало довольно странное – нечто похожее Дуэйну доводилось испытывать, когда сбивалась настройка приемника и одна станция накладывалась на другую. От такого чтения Дуэйн быстро уставал, даже голова начинала кружиться, но сейчас у него не было выбора. Дядя Арт вряд ли был расположен провести в библиотеке целый день.
Первое, что Дуэйн узнал сегодня, это то, что все известное о Борджа «широкому читателю» было либо вообще неправдой, либо правдой, но сильно искаженной. На минуту он поднял голову и, грызя дужку очков, уставился в пространство, думая о том, что это открытие относительно недостоверности распространенных убеждений в полной мере относится и ко всему, что ему самому довелось узнать за последние годы. Все в жизни не так просто, как зачастую полагают недалекие люди. Вполне возможно, что это общий закон вселенной. Если так, то отныне ему предстоит прежде всего забыть то, чему он успел научиться. Дуэйн оглядел бесчисленные полки с книгами – сколько их здесь? тысячи? миллионы? – и почувствовал себя обескураженным при мысли о невозможности прочесть все, что здесь написано, выслушать обе спорящие стороны, узнать все противоречивые факты и оценить выводы, сделанные на их основе. А сколько томов хранится в библиотеках Йеля, Принстона, Гарварда и множества других университетов? Как бы ему хотелось в них поработать!
Дуэйн тряхнул головой, отвлекаясь от грустных размышлений, снова надел очки и просмотрел свои записи.
Прежде всего, Лукреция Борджа скорее пала жертвой клеветнических нападок, чем действительно была виновна в страшных преступлениях, описанных в легендах, которые он слышал: никакие перстни с ядом не впивались в руки ее любовников или гостей за обеденным столом, не было и пиршеств, завершавшихся ко времени десерта горами трупов. Нет, определенно Лукреция была опорочена злыми языками. Дуэйн окинул взглядом тома, стопкой лежащие на столе: «История Италии» Гвич-чардини, «Государь» и «Лекции» Макиавелли, а также отрывки из его «Истории Флоренции», многословные «Комментарии»
Пикколомини-Пия, том Грегоровиуса о Лукреции, «Записки» Бурхарда, ежедневно фиксировавшего бытовые мелочи жиз-ни папского двора того периода.
Но больше ни слова о колоколе.
Потом, совершенно интуитивно, Дуэйн решил просмотреть первоисточники, касающиеся Бенвенуто Челлини, одного из лю-бимых исторических персонажей Старика, хотя Дуэйну было известно, что этот великий художник родился в 1500 году, то есть через восемь лет после восхождения на престол Родриго Борджа, ставшего Папой Александром VI.
Как оказалось, Челлини описал свое заключение в замке Сант-Анджело, огромном бесформенном каменном массиве, возведен-ном за полторы тысячи лет до описываемых событий по прика-зу императора Адриана, который пожелал сделать его семейной усыпальницей. Папа Александр – Родриго Борджа – прика-зал укрепить и перестроить огромный мавзолей, дабы превра-тить его в собственную резиденцию. Одетые в камень и покрытые вековой пылью залы и переходы, более тысячелетия видевшие только мертвецов, стали домом и крепостью Папы из семьи Бор-джа.
Челлини писал и об этом.
Я был заключен в мрачную подземную темницу, располагавшуюся ниже уровня сада, которая периодически затоплялась водой и была полна пауков и ядовитых гадин. Швырнув на пол драный тюфяк из грубой пеньки и лишив меня ужина, тюремщики заперли за мной четыре двери… Всего лишь полтора часа в день мог я видеть крохотный лучик света, который пробивался в эту злосчастную камеру через крохотное оконце. Всю остальную часть дня и ночи я был обречен на пребывание в кромешном мраке. И это узилище было, как говорят, наименее ужасным в этих катакомбах. От моих товарищей по невзгодам я узнал о несчастных душах, которые провели свои последние дни в несравненно худших условиях – в омерзительно грязных казематах, устроенных глубоко под землей, у самого дна вентиляционного колодца, внутри которого висел печально известный колокол жестокого и порочного Папы Борджа. По Риму и провинциям ходили слухи, что этот колокол был отлит из нечестивого металла, неправедно освящен по еретическому обряду и до сих пор пребывает на том же месте как знак тайного сговора между бывшим Папой и самим Сатаной. Каждый из нас, корчившихся на покрытых зловонной водой камнях и питавшихся гнилыми отбросами, знал, что звон колокола Борджа будет означать пришествие конца света. Признаюсь, были времена, когда я жаждал услышать голос этого предвестника смерти.
Дуэйн лихорадочно записывал факты, становившиеся все более и более любопытными. Ни в автобиографии, ни в записках Челлини упоминаний о колоколе больше не встретилось, но в одном из отрывков о художнике Пинтуриккьо – очевидно, более близком, чем Челлини, современнике Папы Александра VI – он обратил внимание на фразу, начинавшуюся словами:
Милостью и повелением Папы…
Дуэйн пробежал глазами абзац, желая убедиться, что речь идет о Папе Александре VI, урожденном Родриго Борджа. Да, в тексте говорилось именно о нем:
Милостью и повелением Папы этот глухой карлик, жалкий маляр…
Дуэйн еще раз наскоро просмотрел текст в поисках упоминания имени «маляра». Да, действительно, Челлини писал о Пинтуриккьо, художнике Борджа:
…столь же подлый внутренне, сколь и отвратительный внешне, получил заказ на роспись стен в башне Борджа. Созданные им фрески оказались на удивление странными и причудливыми, особенно те, что украшали зал Таинств веры в унылых и мрачных апартаментах Борджа.
Дуэйн оторвался от чтения записок Бенвенуто Челлини, чтобы выяснить что-нибудь о башне Борджа. Путеводитель по Ватикану сообщал, что это массивная башня, которую Папа Александр VI приказал пристроить к папскому дворцу. Предыдущее архитектурное добавление, сделанное по приказу Папы Сик-ста IV, представляло собой темный и насквозь продуваемый коридор, похожий на склад, который получил название «Сик-стинская капелла». Папа Иннокентий повелел соорудить очаро-вательный летний дворец – Палаццетто – на самой высокой точке садов Бельведера. Борджа возвел башню, спроектирован-ную вместе с массивной колокольней, венчающей высокое крепо-стное сооружение с колоннами. Никто, кроме самого Папы и его незаконнорожденных детей, не имел доступа в эту колоколь-ню, скрытую за множеством всегда запертых дверей и тайных ходов.