И вот, наконец, я решилась и спросила ее:

— Послушай, у тебя ведь уже было первое совершеннолетие?

— Да, конечно. Я говорила тебе, помнишь, и про подарки рассказывала. Жаль, что ты болела, было весело…

— Ну, а сны? Снились?

Гиласса замолчала, немного нахмурилась, опустив голову.

— Да, только ведь, как ты думаешь, рассказывать их, наверно, нельзя?

— Наверно, нельзя… Но, может быть, все-таки расскажешь хоть что-нибудь? Не все сны, конечно.

— Если не все… Ну, хорошо, слушай. Только один расскажу. Представь себе, я видела дом, небольшой, деревенский, он побелен белой краской, и изгородь есть, и плющ по стене. Я вхожу, и там внутри все, каждый уголок, в солнечном свете, веселом и ярком. Там так весело, спокойно, правда, что там внутри, я подробно не разглядела, но хотела бы там жить всегда. Знаешь, это самый хороший сон за всю мою жизнь. Но что это значит — я не поняла.

— Даа… — сказала я задумчиво. По — моему, ничего особенного. Ну, что это за вещий сон…

Больше Гиласса ничего не рассказала, хотя мне бы очень любопытно было узнать о других ее снах. Наверно, ей хотелось бы, чтобы я удивилась этому ее сну или хоть что-нибудь сказала — но притворяться мне неприятно, поэтому пришлось промолчать.

Вечером долго не могла уснуть, лежала, натянув одеяло на голову и смотрела, как мама ищет нитки нужного цвета, перебирает клубки в круглой железной коробке, где мы держим все для рукоделья. Пальцы у мамы тонкие и длинные, она берет то красный моток, то синий, но думает о чем-то своем. Я знаю, что шьет она только по необходимости, на самом деле, совсем не любит рукодельничать. Мама любит играть на пианино, читать… Я смотрела на ее лицо, освещенное слабым сиянием свечи. Неожиданно подумалось вот что: хоть я знаю свою маму всю жизнь, но на самом деле… Она как будто айсберг, такой, как на картинке в учебнике — белая сверкающая верхушка, а сам он ушел в темную воду и никому не виден. Или лучше сравнить с таинственным замком, все на него смотрят и как будто знают, что он такое, но в нем множество коридоров, скрытых лестниц, комнат, потайных комнаток, а что в них — неизвестно никому. Начала засыпать, и тут пришла еще одна мысль, но не моя, а как будто кем-то подсказанная — каждый человек таков, только одни похожи на прекрасные дворцы со множеством тайн и запрятанных сокровищ, другие — на дома с пыльными чердаками или подвалами с крысами; а есть люди, похожие просто — напросто на комод с двумя или тремя ящиками, да и то пустыми.

На мой день рождения мама попросила выходной. Я проснулась, когда было еще темно, едва ли больше семи утра. Но в комнате было тепло, в ведерке около камина — доверху насыпан уголь. На столе стояли две «праздничные» чашки — синяя с красной розой и зеленая с белой лилией, пахло сладким пирогом. А на стуле рядом с кроватью лежали подарки — книга и новая, светло — голубая кофточка. Мама поздравила меня и разрешила почитать в постели, пока печется праздничный пирог, а потом — выйти к столу прямо в ночной рубашке, только кофту надеть. Она приготовила кофе и поставила круглый горячий пирог с вареньем. Какой же он был вкусный! Но лучше пирога и горячего кофе было то, что мы могли долго — долго, не торопясь, сидеть за столом и разговаривать о разных вещах.

Вечером пришли подружки. Подарки они принесли скромные (мало кто из нашей школы может купить дорогой подарок), зато такие, о которых я давно мечтала. Гиласса принесла колокольчик, он звенел очень нежно, почти серебристо. Не знаю, зачем мне колокольчик, но давно уже хотелось его иметь. Даннинса принесла железный маленький сундучок с узором и даже замочком. Просто чудесная вещь! Правда, нитки в него не положишь- не влезет даже небольшой клубок, разве что пуговицы… но под них у меня уже есть удобная коробка из-под кофе. Но это неважно, все равно сундучок совершенно замечательный. И есть одна вещица, которую как раз там и хранить… И можно представлять, что там сокровища или что-нибудь такое. Потом еще подарили красивое стальное перо, два кружевных воротничка… Это, конечно, не то, что мамина книга, или колокольчик с сундучком, но все же полезные вещи.

Сначала мы пили чай с пирожными, потом играли в жмурки. Комната у нас маленькая, потому приходилось придумывать разные хитрости. Например, залезть под стол или под покрывало на моей кровати (и притвориться одеялом). Одна девочка, Хаэна, даже пыталась забраться в шкаф с одеждой. Конечно, у нее ничего не вышло. В шкафу мало места, а она очень неуклюжая (говорят, что у нее в роду были тролли). Но я все равно дружу с ней, назло тем, кто ее дразнит. Мне жалко Хаэну и немного стыдно перед ней, потому что когда над ней смеются, я все время думаю — как же хорошо, что у меня в роду нет троллей и я не такая, как она. И чем больше стыжусь, тем сильнее я ее защищаю.

Когда нам надоело играть в жмурки, мама снова стала заваривать чай, а мы сели на мою кровать и начали обмениваться вырезанными из серебряной бумаги фигурками. Мы заранее договорились и принесли альбомы. Я наменяла несколько замечательных фигурок и узоров, правда, один, от Хаэны, оказался совсем неудачный. Она очень плохо вырезает, всегда у нее получалось криво и нескладно. К счастью, у меня был один узор, серебряная снежинка, который мне не очень нравился, я его и обменяла тоже на снежинку, правда, совсем кривую. Конечно, в альбом ее не вложу, оставлю так.

Наконец, совсем стемнело, пробило восемь часов, и девочки разошлись. Мама мыла посуду, я рассматривала и раскладывала в шкафу подарки. В сундучке будет храниться чудеснейшая вещь. Такой нет ни у кого из нашего класса. Это стеклянный шарик, не больше бусины, похожий на замерзшее молоко, но серо — дымчатого цвета. И, самое главное, внутри что-то как будто горит — еле — еле, тихим внутренним огоньком. Я нашла его в снегу, когда мы с мамой бродили по городскому саду около ратуши. Идем, и неожиданно вижу — что-то светится из-под снега. Я тут же догадалась, что это — волшебная вещь (правда, я не знаю, в чем тут волшебство, но оно обязательно есть, вряд ли иначе). И мама, и Гиласса, и все прочие, кому я ни показывала находку, говорили — это из другого мира. На самом деле, никто не знает, один ли тот мир, который не наш, или их все же много. В учебнике географии сказано, что много, но неизвестно сколько. Но Регта, которая училась один год в Аркайне, а потом переехала обратно, говорила, что у них в учебниках как-то иначе объясняется. Но все это неважно, главное, что другие миры есть; когда я думаю, что где-то идет совсем другая жизнь, наверно, какая-то необыкновенная и чудесная, на душе становится так странно… И таинственно, и радостно, и немного тоскливо. Я мечтаю хоть ненадолго попасть в какой-нибудь волшебное место, хоть посмотреть, как там все…

…Иногда, особенно зимой, вместе с хлопьями снега падают странные белые перья, не принадлежащие ни одной из птиц Норнстенна. Или, говорят, приплывают льдинки, а в них застывшие узоры, какие — то непонятные мелкие предметы вмерзают. На берегах моря или рек иногда находят вещи, сделанные не в нашем мире, например, книги, написанные на непонятном языке. Если в этих книгах попадаются картинки, то они никогда не изображают то, что привычно или понятно нашему взгляду… Все эти находки для нас бессмысленны и бесполезны. Но ведь каждый мир создан для своих целей — не для нашей пользы или забавы…