– Итак, – мягко сказала Сидни, – самое время мне все рассказать.

Дар приподнялся на локте.

– Что рассказать? – спросил он.

– Почему ты пошел в морскую пехоту и стал снайпером.

В угасающем свете камина ее глаза загадочно мерцали.

Дарвин рассмеялся. Он ожидал услышать что-то более… романтичное, что ли.

Сид снова заговорила – таким же мягким, но серьезным голосом:

– Я хочу понять, почему юный Дарвин Минор, такой интеллигентный и впечатлительный молодой человек, решился пойти в морскую пехоту и стать снайпером.

Дар лег на спину и уставился в потолок. Странно, но ни сейчас, ни прежде он не был готов отвечать на этот вопрос. Он не рассказывал об этом никому, даже Барбаре.

– Я уже говорил тебе, что увлекался спартанцами. Но так и не сказал почему, – начал он.

Дарвин помолчал с минуту, прежде чем продолжить.

– Мне было страшно, – наконец признался он. – Я был очень боязливым ребенком. В семь лет… Я помню этот день, помню, что сидел на бордюре у тротуара и вдруг так ясно осознал… В семь лет я понял, что когда-нибудь умру. Уже тогда я был атеистом. И знал, что загробной жизни не существует. И эта мысль испугала меня до чертиков.

– Все мы рано или поздно это осознаем, – прошептала Сидни. – Правда, обычно в более позднем возрасте.

Дар покачал головой.

– Этот страх не ушел. Мне стали сниться кошмары. Я мочился в кровать. Я боялся оставаться один, без родителей, даже по дороге в школу. Потому что неожиданно понял, что умру не только я, но и они тоже. А вдруг они умрут, когда я буду сидеть в школе, в своем третьем классе, на занятиях мисс Хоул?

Сид даже не улыбнулась. А через минуту сказала:

– Значит, ты пошел в морскую пехоту, чтобы стать храбрым… избавиться от страха?

– Нет, – ответил Дарвин. – Не совсем. Я рано закончил школу, за три года прошел колледж и получил степень по физике, но все это время меня больше всего занимали смерть, страх и контроль. Тогда я и начал интересоваться спартанцами и их идеями о контроле над страхом.

Он повернулся на бок и посмотрел на Сид.

– А потом началась война во Вьетнаме…

Она положила прохладную ладонь ему на грудь.

– И поэтому морская пехота США, – тихо промолвила она.

– Ну да, – ответил Дар, слегка пожав плечами.

– Ты думал, что морские пехотинцы до сих пор владеют тайнами контроля над страхом.

– Что-то в этом роде, – неохотно признал Дарвин, понимая, как глупо это звучит.

– И как?

Дар задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Нет, – наконец ответил он. – Они много позаимствовали у спартанцев… пытались дотянуться до их уровня… Но растеряли суть учения и всю философию, на которых базировалось мировоззрение спартанцев.

– Снайпер… – начала Сидни. – Я знакома с несколькими снайперами из оперативных групп ФБР, но они всегда держались особняком…

– Это отдельная каста, – согласился Дар. – Видимо, именно поэтому меня тянуло к ним. Морских пехотинцев учат быть частью чего-то большего, армии, а снайперы работают в одиночку… или по двое. Учитываются малейшие факторы: местность, скорость ветра, расстояние, освещенность… все. Ничего нельзя упускать.

– Я поняла, почему тебя к ним тянуло, – прошептала Сид. – Постоянная работа мысли.

– Парня, который основал мою снайперскую школу, звали Джим Ленд, – сказал Дарвин. – Уже после войны я случайно узнал, что Ленд написал небольшое пособие для снайперов под названием «Один выстрел – смерть». Хочешь цитату оттуда?

– Да, – шепнула Сид. – И дословно, если можно. Я так люблю слушать всякие нежные глупости в постели.

Он улыбнулся.

– Капитан Ленд писал: «Требуется определенное мужество, чтобы быть одному – наедине со своими страхами, наедине со своими сомнениями. Не у кого будет черпать силы, кроме себя самого. Это мужество – не обычная храбрость, возникающая из-за переизбытка адреналина. И не бравада, вытекающая из страха, что другие сочтут тебя трусом».

– Каталепсия, – тихо сказала Сидни. – Ты рассказывал мне об этом.

– Да, – кивнул Дар и продолжил: – «У снайпера нет ненависти к врагу, только уважение к нему или к ней как к противнику. Психологически единственное, что придает снайперу силы, – это знание, что он делает нужное дело, и уверенность, что он наилучшим образом подходит для этого дела. На поле битвы ненависть уничтожит любого, особенно снайпера. Убийство из мести неизбежно исказит его разум».

Дарвин перевел дыхание и снова начал цитировать:

– «Когда ты смотришь через прицел, первое, что ты видишь, это глаза. Есть большая разница между выстрелом в тень, очертания фигуры, и выстрелом прямо в глаза. Может показаться странным, но первое, что привлекает внимание при взгляде через прицел, это глаза. Из-за этого многие так и не смогли выстрелить…»