Шрифт:
— А я думаю, всё от размеров члена зависит, — подал голос Ванька.
— Так это она только после первой ночи решит. Ты сначала её в спальню затащи… — сказал Дэн. Сид подхватил:
— Большой член, маленький, — не всё равно? Это как водка… Что «пол-литра», что «чекушка»… от объема суть не меняется… Водка остается водкой… Член — членом…
— Ещё как меняется! — возмутился Ванька. — Выпить литр или стакан! Разница же есть!
Я понял, что мои внутренние детекторы, спустя несколько мгновений, расшифровали мои чувства как
ЗАВИСТЬ.
Вот они — Сид, Ванька, Дэн, Филипп… Сидят и болтают о женщинах, арифметике…
Едят яичницу.
Водят свои автомобили.
И яичницу едят тоже свою.
Захотят — оденутся и пойдут гулять по городу. Захотят — отправятся на пляж загорать… Или вообще ничего не захотят — будут целый день смотреть телик и валяться на диване…
Вспомнив череду одинаковых дней в палате номер 417, хождения по пустым ночным коридорам, пахнущим мочой и лекарствами, одинаково белые халаты медиков, одинаково безликие фигуры пациентов…
…понимаю: сейчас мне гораздо лучше.
Сейчас я в реальном мире.
Но, в отличие от всех сидящих в комнате, я не полноправный его обитатель. Я как таракан, выбежавший из-под дивана и бегущий пока вне поля зрения хозяина квартиры. Вот сейчас Он заметит меня, снимет тапочек и
БАЦ!
Я подпрыгнул на месте.
Дэн держал тапочек в руке, брезгливо рассматривая подошву:
— Во суки! От соседа, по ходу дела, лезут…
На вокзале меня провожают все. Я придерживаю лямку нового, подаренного Сидом взамен украденного (ну да), рюкзака. Постоянно притрагиваюсь правой рукой к заднему карману: здесь мой (!) паспорт (!) и билет на поезд.
Все — Сид, Макар, Лена, Фил, Дэн, Ванька — курят, похлопывают по плечу, говорят о моей дороге, о гадких таможенниках, о том, что в море купаться прикольней, чем в Волге. О том, что сезон дождей в Крыму, закончился. И, если что, — вот номер телефона… Звони…
Я вполуха слушаю, киваю, улыбаюсь, распихиваю по карманам визитки. С благодарностью принимаю пакет с бутербродами от Лены, а сам с еле сдерживаемым ужасом думаю о том, что сейчас мне придется распрощаться с ними и опять попасть в закрытое (пусть движущее меня к цели) пространство с незнакомыми людьми.
Преодолевать вакуум неловкости.
Хотя я знаю, что лучший способ — это молчать.
Рядом всегда окажется кто-то болтливый. Молчи. И на его фоне ты будешь неприметен.
— Так! Заходим в вагон! — кричит молодая и чрезвычайно полная
«проводница — слово вспомнил только что.
Все по очереди жмут мне руку.
Лена прикасается губами к моей щеке.
Я вскакиваю на подножку. Машу им рукой. Поезд набирает скорость.
Проводница захлопывает дверь.
До границы ещё далеко.
В пути уже час.
Ровный звук движения поезда. Перестук колес. Гудок локомотива… Резко врывающийся и так же резко исчезающий ШУМ — ВИД — СВЕТ — встречного состава.
Час.
Шестьдесят минут.
Почти всё это время ушло у меня на то, чтобы выровнять дыхание. Успокоить сумасшедший стук во внутреннюю поверхность грудной клетки…
Я пытаюсь взять себя в руки.
Делаю вид, что читаю газету.
Наконец эмиссары Паники, совершив ритуальные пляски, растворились.
Я отложил газету и стал смотреть в окно.
Итак…
Если собрать всё МОЁ, отдалённое во времени, разорванное эмоциями и событиями,
получается:
сначала постепенно, но с каждым днём, с каждым миллиметром
всё быстрее, всё увереннее складывающаяся мозаика,
головоломка без множества
(но складывающаяся же!)
элементов…
Понять, что представляет она из себя в целом, невозможно.
Пока.
Так… Разрозненные цветовые пятна…
Детали общего…
Целого.
— Молодой человек!
Спрятавшись за покрытый мурашками щит отчуждения, я стараюсь как можно дольше не вступать в контакт с соседями по купе.
Что ж.
Придётся…
— Да.
— Вы бы не могли поменяться с нами местами… У вас нижняя полка, а у меня маленький сын. Мне было бы удобно положить его внизу и лечь на соседней полке. У нас два верхних… И одно нижнее место…
Мои соседи — симпатичная темноволосая женщина в тёмной юбке и блузке и её сын — мальчик лет четырёх. Смотрит на меня, взяв в охапку огромного плюшевого медведя.