Норд Наталья
Шрифт:
Беловолосой Даме тоже нужна была работа Борая. Борай все понимал: не будет работы - не будет денег и еды. Но Дама требовала от Учителя совсем уж чего-то невыполнимого. Учитель худел и мрачнел, а Бораю было его жалко.
У реки было тихо. Солнце стало съезжать вниз с неба, пора идти. Напоследок Борай разложил на песке красивые камушки. Вот этот, большой, золотистый, - мама, за ней - сам Борай, узенький, коричневый с крапинками, потом...Мальчик задумался: оба камушка были хороши, один темненький, в воде становящийся искристым и сочным, - Ласточка, другой, гладенький, полупрозрачный, с яркими разводами, - Цумэии. Какой положить первым? Решил подвинуть их друг к другу и на расстоянии одного мизинчика к Бораю. Потом - Учитель, черный, слоистый осколок, в трещинах которого серебрятся гладкие прожилки. Вода лизнула камешки, и 'друзья Борая' засверкали в мягких лучах предзакатного солнца.
― Борай! ― голос Учителя был не сердитым, а скорее уставшим.
― Учитель? ― мальчик поспешно запихнул камешки к другим 'сокровищам'. ― Я иду.
― Ты ел?
― Да, Учитель. Я кушал со слугами. Кашу, перепелку, ягоды и...
― Довольно, я понял. Поднимайся и пойдем.
Борай схватился за руку и вскарабкался на глинистый обрыв. Тормант, чуть ссутулясь, широким шагом пошел впереди, и мальчик засеменил следом. На холме, в столбе от особняка господина Агталия, мужчина остановился у лавки под дубом и сел лицом к заходящему солнцу.
― Здесь, ― сказал Тормант.
Жрец бросил в руки мальчику свернутый коврик:
― Расстели и ложись. Посмотри, нет ли там муравейника. А то будет, как в прошлый раз.
Борай опустился на коврик, но не лег, а сел, скрестив ноги:
― Учитель.
― Что?
― А вы ели?
― Что?! ― Тормант с трудом сосредоточил на никчемыше взгляд из-под отекших век.
Борай с серьезным видом покачал головой:
― Эта работа Дамы очень трудная. Вы плохо кушаете и не выздоравливаете, как раньше.
― Какой дамы? Что ты несешь?
― Вы очень устали, Учитель. И Борай устал. И маленькие мертвые устали. Давайте скажем Даме, что мы не хотим никого искать.
― Ты называешь Дамой господина Агталия? ― Тормант криво усмехнулся. ― Он не дама, к сожалению. Он - стервятник, который прилетает, когда чувствует, что его возможная добыча слаба и готова сдаться без сопротивления. А потом этот стервятник выклевывает жертве все брюхо в поисках кусочка поаппетитнее.
Никчемыш скривился, видно, представив сказанное учителем:
― Эта Дама...этот господин плохой, злой? Может нам надо убить его? Борай не хочет, чтобы его клевали.
― Как бы я хотел. Убить его, ― промолвил Тормант, сжимая руку в кулак. ― Но не могу, понимаешь, Борай? Мы должны выполнить обещанное, иначе нас ждут пытка и гибель. Ты должен мне помочь, пойми? Ты должен стараться. Делать то же, что и вчера, и семиднев назад. Подчиняться, чтобы я мог искать...того, кто...сможет...спрашивать много-много...маленьких мертвых, понимаешь? ― Тормант потер веки пальцами.
― Да. Борай понимает. Борай все сделает. Борай все уже придумал, ― закивал никчемыш.
― Что ты там придумал?
― Маленькие мертвые очень хотят быть живыми, ― объяснил никчемыш.
― Все хотят быть живыми, ― буркнул Тормант.
― Они все время говорили, что боятся. Бораю их очень жалко. Они не могут ходить и кушать, только сидят там и злятся. Вот Борай и обещал им, что они будут живыми.
― Что? ― жрец в ужасе уставился на мальчика.
Сохрани Домин, не может быть, чтобы мальчишка все-таки спятил! Неужели в кривой голове медиума лопнул все же какой-то сосуд, и Борай уже начал заговариваться и вот-вот помрет. Что с ним тогда сделает Агталий, мелькнуло в голове у Торманта.
― Они сказали, что это все равно страшно, но они подумают. Я не знаю, почему им страшно, но они сказали, что тот, кого мы ищем может их убить совсем-совсем. Какой-то страшный человек. Мне их жалко. Один из них приходил и все время слушал. А теперь он говорит, что поможет мне. А я сказал, что он будет живой и сможет ходить и все видеть по-настоящему...
― Борай, у тебя не болит голова? Ты хорошо себя чувствуешь? ― срывающимся голосом спросил жрец.
― Нет, у Борая ничего не болит, ― безмятежно отозвался никчемыш. ― Борай привык, и кровь уже не течет. Борай хорошо все придумал. Много людей умирает, и их тела никому не нужны. Когда Борай был маленьким, одна девочка умерла в доме рядом, она сидела возле своего тела, и она была грустная, а потом...ее забрали в хорошее место, а тело осталось и испортилось бы, как рыба на берегу, если бы люди не сожгли его. А если бы нашлась другая мертвая девочка, которая заблудилась или побоялась уходить, она могла бы пожить в том теле, и всем было бы хорошо...