― Когда это пришло?

― Незадолго до нашего возвращения. Читай. Я показала письмо Мейри. Она не стала читать, но сказала, что тот, кто написал его, прямо или косвенно виноват в моей болезни. Она сказала, что я должна была умереть. Мейри сказала, что она...та женщина...она была разочарована тем, что я...жива...Роф получил твои письма. А она их прочла. Ты писал в них о моем выздоровлении.

Адман Лард развернул надушенный листок с золоченным родовым гербом, прочитал его содержимое. Потом свернул письмо и сделал резкий жест руками, намереваясь его порвать.

― Нет! ― вскрикнула Алота и выдернула скрученный листок из побелевших пальцев Дофа. ― Сохрани его! Мейри сказала, что зло вернется обратно и когда-нибудь все будет решено. Возможно, когда-нибудь это станет свидетельством против этой женщины.

― Как он мог?!

― Он твой брат! Он не виноват! Колдовство слишком сильно!

― Почему ты не попросила Мейри?

― А как я могла! Ты ослеп? Она в беде! Бежала отсюда, чтобы не причинить нам вред. И Тай отослала. Ты же знаешь, что творится в городе.

― Я поеду к нему! ― Доф развернулся и направился к двери.

― Никуда ты не поедешь! ― крикнула Алота ему в спину, а когда он обернулся, договорила. ― Ты ни в чем его не убедишь. Он околдован. Та женщина женила его на себе и купила ему родовое имя! Это влиятельная семья, ты ничего не докажешь! А колдовство рассеять не под силу даже Мейри. Радуйся, что я жива!

― Она написала, что Роф отказался от меня, ― растерянно проговорил адман Лард. ― Я в это не верю. Он не мог.

― Уверена, что мог, ― Алота подошла ближе, ее глаза были полны слез. ― Вспомни, как ты держал меня на границы Двух Сторон. Я слышала все, что ты говорил мне, но не могла вырваться из тьмы. Я уходила, и твой голос слабел. Рядом была Мейри, она вела меня назад, а я все равно хотела уйти. Тьма истязала меня. Я не хочу, чтобы это повторилось! Я не хочу, чтобы это случилось с тобой!

Девушка привстала на цыпочки, потянулась и обхватила голову Дофа руками. Еще не веря в то, что все происходит наяву, он наклонился и робко коснулся губами ее губ. Алота ответила на поцелуй, и Доф подхватил ее, такую маленькую и хрупкую, приподнял над полом.

―Держи меня, держи так, подожди, ― зашептала девушка, слегка отстраняясь и извлекая из корсажа крошечный замшевый кошелек.

Что-то звякнуло в руке Алоты. Молодой человек почувствовал, как прохладные девичьи пальчики ощупывают его ухо. Он вскрикнул от изумления, когда мочку пронзила жгучая боль. Алота целовала ранку с брачной серьгой, смеясь, не обращая внимания на кровь, измазавшую Дофу шею, говорила, что все заживет быстро, и что теперь никто не сможет разлучить их. Она вынула крошечную сережку из верхней части его уха - символ когда-то неразделенной любви - и небрежно бросила ее на пол. Доф вдыхал запах ее волос и повторял, что любит ее. Комната погружалась в золотой свет сумерек.

Глава 19.

432 год от подписания Хартии (сезон лета)

День сменяется ночью. Тьма должна успокоить человеческие метания, сон призван смягчить душевную и физическую боль. Но человек ненасытен и неблагоразумен. Днем он гордыней и глупостью призывает беду на себя и своего ближнего, а ночью сражается с призраками своей совести. В темноте мира бьются человеческие сердца, а тьма пытается завладеть ими - даже во сне сражение продолжается.

****

Тайила

Карета уносила Тай прочь от столицы. Девушка задремала, но под утро, когда экипаж тряхнуло на выбоине, открыла глаза и выглянула в окно. Пыльная дорога лежала между скалистых отрогов. Здесь начинались горы Коровьего Ряда.

Местность была знакома Тай. По этой же дороге, только с севера на юг, воспитанницы Магреты когда-то ездили в Коксеаф в королевском обозе. Вскоре будет развилка у небольшой деревеньки с живописной мельницей на берегу речки. Они останавливались в гостинице у мелкого озерца, заросшего камышом, Латия рисовала мельничное колесо и вездесущую ребятню с пескариками на самодельных удочках.

Карета миновала развилку и повернула на восток. В рассветной полутьме мелькнули очертания мельницы. Тай опустила кожаный экран, свернулась калачиком на мягкой скамье и закрыла глаза.

****

Бран.

Бран спал и видел сон. Первый за все время в шкуре пса. Во сне он был человеком, и ему подчинялось людское, а не песье тело. Бран стоял на палубе старой, потрепанной штормами валаны. Ветер воевал с рыжими волосами пожилой женщины, сидящей у леера. Несколько прядей уже выбились из косы, уложенной гребнем, но женщина не обращала на них внимания. Она щурилась от солнца, чуть одутловатые ее руки лежали на коленях. От женщины веяло уютом и спокойствием. Она смотрела на Брана тепло и сочувственно.