— Мани, мани, мани… — запела в радиоприемнике группа «АВВА».

Зевнув, я вспомнила: один парень из института, который я ненавидела всей душой, но все же окончила, сочинил поэму про деньги. Вернее, он переделал известные стихи разных авторов и «поженил» их. В его произведении была такая строка: «Деньги разные нужны, деньги разные важны, деньги бывают разные, черные, белые, красные» [11] . И ведь не поспоришь, что нужны! Нет в кошельке купюр или кредитки — ходи голодный и голый. На мой взгляд, люди делятся на две категории: одни ради звонкой монеты готовы на все, другие не совершат подлый поступок, даже если им пообещают весь мировой запас золота.

Я откинулась на спинку кресла, и желание заснуть неожиданно испарилось. В голове стала выстраиваться логическая цепочка. Медсестра в больнице вовсе не ограбила покойницу, Светлана сама отдала ей медальон. Думаю, серьги тоже. Кузнецова попросила Веру, если о ней кто-то будет спрашивать, сказать, что она умерла. Светлана кого-то сильно боялась. Но очень глупо прикидываться покойницей, обман живехонько раскроется. С другой стороны, со мной-то эта уловка сработала. Я в нее поверила и бросилась искать членов семьи или друзей соседки по пансиону. А та просто хотела выгадать немного времени, собираясь улететь за рубеж. Почему Света, прописанная в Москве, жила у Берты? Ну, может, у нее, как у меня, ремонт? Зачем Кузнецова из клиники метнулась домой? Ответ очевиден: нельзя улететь в другую страну без загранпаспорта, а он хранился в ее квартире.

Далее. Света вышла из подъезда со старой спортивной сумкой, и, похоже, ноша была тяжелой. Когда Кузнецова решила заплатить мне, она приоткрыла торбу, всунула внутрь руку, но вытащила не кошелек, а несколько купюр, поцарапав при этом запястье о молнию. Отчего не открыть саквояж пошире? С какой стати она втискивала кисть в крохотную щель? Наверное, на то были причины. К тому же из сумки Кузнецовой шел запах залежалости, который резко усилился в момент, когда долларовые банкноты оказались у моего носа. Что, если там лежали не необходимые в дороге вещи, а пачки денег? Специфическое «благоухание» они издавали из-за того, что долго хранились в каком-то закрытом, непроветриваемом сыром помещении. В подвале, например, или под полом. Вообще-то капитал следует держать в банке. Оформи кредитку и пользуйся ею спокойно. Да только ведь накоплениями может заинтересоваться налоговая инспекция… Вывод из всего этого напрашивается такой: видимо, Света заполучила приличную сумму баксов незаконным путем, оттого и не хранила деньги в банке.

Но при чем тут «Уютный уголок» и девушка, смахивающая на меня, как однояйцовая близняшка? Кто она?

Пробка дрогнула, и машины черепашьим шагом двинулись вперед, я начала перестраиваться вправо. Степа, ты дурочка! С чего вдруг решила, что твоя копия жила в пансионе в четвертой комнате? Ну да, так сказала Светлана, однако она, судя по всему, любит приврать. Я отказалась доставить ее в аэропорт, Кузнецова впала в ярость и решила мне отомстить. Она быстренько накропала сообщение, напридумывав ерунды, а заодно отправила мне фото своей приятельницы, которая, надо признать, потрясающе на меня похожа. Кстати, говорят, у каждого человека на Земле непременно есть двойник. Просто мы с ним, как правило, не встречаемся.

Да-да, наверняка Света солгала. Если бы мой клон в самом деле занимал ранее четвертый номер, то первые слова Берты Борисовны при виде меня были бы: «Боже! Вы так похожи на мою прежнюю жиличку! Невероятно!» Но Нечаева не выказала ни малейшего удивления, следовательно, в четвертом номере моего двойника не было. Надо выбросить из головы глупые мысли и заняться собственными проблемами. Очень надеюсь более никогда не встречаться с Кузнецовой.

Первое, что я увидела, войдя в свою комнату, это голубое платье в белый горошек, разложенное на кровати. На полу стояли туфли, в кресле лежала сумочка. Ноги мои подкосились, и чтобы не упасть, мне пришлось опереться о стену.

Некоторое время я провела в состоянии ступора, потом на цыпочках приблизилась к кровати и пощупала край широкой юбки. Под пальцами заскрипел искусственный шелк. Перед глазами вдруг опять стало трястись кружево. Я вспомнила советы Оксаны Лаврентьевны про занятия физкультурой, про обливания и быстро начала приседать, затем бросилась в ванную, где принялась плескать в лицо холодную воду. В голове просветлело, невидимый ремень, туго стянувший мое горло, ослаб, к кончикам пальцев вернулась чувствительность.

Я побрела назад в комнату, взяла платье, приложила его к себе, потом надела. Когда я рассматривала свое отображение в большом зеркале, прикрепленном к внутренней стороне дверки гардероба, поняла: платье шилось для чуть более высокой девушки. Талия находилась немного ниже моей. А в плечах наряд оказался широковат, рукава-фонарики слегка съехали вниз. Но если затянуть широкий кожаный пояс, то никто и не поймет, что на мне чужой прикид. Стащив одеяние, я взяла фото, лежавшее на постели возле сумочки. Так-так, это опять снимок моего «клона» — незнакомка одета в это самое голубое платье, накрашена и причесана по моде восьмидесятых годов прошлого века.

Вновь облачившись в джинсы и футболку, я пошла искать горничных. Те обнаружились на кухне.

— Кто входил в мою комнату? — был мой первый вопрос.

— Я, — ответила Юлия, дочь Берты Борисовны. — Уборку делала, как положено. А что?

— Это вы принесли платье?

Юля, удивившись, переспросила:

— Какое платье?

— Голубое в белый горошек.

— Откуда бы я его притащила? — продолжала недоумевать Юлия, наливая в чашку чай. — Извините, Степанида, у нас с Мариной перерыв всего полчаса, нам отдохнуть надо, впереди много работы.