— Ну, поболее полгода. А что?

— Пока ты беспомощно развлекался пивнушкой-сушкой, горели дома, гибли люди. Какой же это успех? Какие тебе награды? На месте губернатора я тебя выпорол бы и отправил в будочники. Все это дело можно было бы распутать быстрей, чем мы тут обедаем.

Кошко заносчиво привскочил со стула:

— Каким образом?

— На пожарищах, как ты сам сказал, всегда ощущался сильный запах керосина. Стало быть, надо начинать с владельца москательной лавки. Кто у него много керосина скупает, тот и поджигатель.

— Так он не сказал бы! — крикнул Кошко. — Они, собаки, все там запуганы. Каждый за себя дрожал.

— Сказал бы! По бегающим зрачкам и выражению лица я сразу бы догадался, что он правду знает. В конце концов облил бы его керосином и пригрозил зажженной спичкой. Мол, чик, и ты — факел!

Старый граф возмутился:

— Фу, Аполлинарий, это ведь варварство!

— Варварство, папа, когда по вине молчавшего лавочника гибли люди. Он-то знал, кто у него подозрительно много приобретает керосина! Я бы его и сейчас отправил, скажем, на золотые прииски Витима, коли он такой сребролюбивый.

Кошко враз помрачнел, сознавая, что Соколов прав. Но тот вдруг весело и добродушно улыбнулся:

— Я уверен, что ты, Аркадий Францевич, послужив вместе с нами еще годик-другой, станешь грозой взломщиков, карманников, магазинных воров, угонщиков колясок!

Соколов знал гастрономические пристрастия отца, еще загодя он приказал повару Кобзеву:

— Владимир Григорьевич, сделай ударение на рыбном!

Теперь настал момент, когда лакеи на бегу с непостижимой ловкостью — лишь на кончиках пальцев — тащили подносы со стерлядью паровой в шампанском, форелью, припущенной целиком, с запеченной осетриной “Валаамские старцы”, судаком отварным, фаршированной крабами севрюгой на вертеле — “Королевские мечты” и другими яствами.

Старый граф восхитился:

— Надо же, у вас тут кухня получше парижской!

Он и впрямь был приятно удивлен. Он почему-то полагал, что общество, в котором нынче вращался его любимый сын, мало чем отличалось от разбойничьего. Но здесь он встретил людей хотя чинов невысоких, но вполне приличных. Повернулся к молчавшему весь вечер Жеребцову:

— Сын сказал мне, что вы, молодой человек, его ближайший сподвижник. Сделайте старику одолжение, поведайте о каком-нибудь вашем отличном деле.

Жеребцов залился краской смущения.

— Николай Александрович, я рядовой сыщик и все дела мои рядовые, обыденные.

— Ваше превосходительство, — встрял в разговор вечный балагур Ирошников, — Жеребцов манкирует вашей просьбой. Прикажите, чтобы он рассказал про бриллиант домовладельца Гурлянда.

— Приказываю!

Жеребцов вначале сдержанно, но постепенно впадая в раж, заговорил:

— Этот Гурлянд — богатейший человек. В прошлом году явился в сыск, с порога требует:

— Желаю видеть графа Соколова, который, говорят, гениальный сыщик!

Отвечаю ему:

— Граф отправился в путешествие по Европе, вчера прибыл в Ниццу. Что стряслось у вас?

— Страшная беда! Вернулся сейчас из клуба домой, обнаружил, что ко мне, разбив окно, влезли в кабинет и украли со стола фамильный бриллиант — почти пять карат!

— Как же там он оказался?

— Да вчера вечером отправился в Купеческий клуб, что на Большой Никитской. Хотел надеть перстень. Достал его из сейфа, положил на стол и забыл, как раз против окна. Ясно: кто-то узрел в окно и похитил. Так что, телеграммой срочно вызывайте Соколова. Найдет — тысячу целковых ему отвалю!

Я его малость остужаю:

— Граф Соколов сам две тысячи даст, ежели вы его беспокоить не будете. Едем к вам, посмотрим что к чему.

Гурлянд фыркнул, но деться некуда, повез к себе. Он, если помните, живет на первом этаже. Как поступают шниферы? Они накладывают на стекло кусок материи, покрытой клейкой массой — столярным клеем, скипидаром или зеленым мылом. Далее, вырезают стекло алмазом, пластырь заглушает шум при выдавливании или падении. На этот раз пластыря не было. Но главное — осколки стекла валялись под окном, а мелкие стеклышки, уцелевшие в раме, имели наклон наружу.

— Стало быть, изнутри выдавливали? — спросил старый граф, с нескрываемым интересом слушавший Жеребцова.

— Да, ваше превосходительство Николай Александрович, изнутри! И об этом же говорили следы стамески на раме. Ясно, что никто с улицы в квартиру не проникал, а лишь имитировали взлом. Я выяснил, что прислуга Гурлянда отчасти живет в его же квартире, отчасти в полуподвале. Но все обедают и ужинают у него на кухне. Объявляю Гурлянду:

— Поздравляю вас, Самуил Давыдович, кражу совершил кто-то из домашних. На кого имеете подозрение?