Я выкладываю Кривошапке все, что знаю. Все, чем одарило меня мое озарение. Он слушает меня, не перебивая, но чем больше распутывается клубок моей версии — о собравшихся в бега утомленных народом правителях, — тем очевидней его прежняя уверенность в себе.

Я снова не угадал. Это настолько ясно, что мне начинает казаться, что я пересказываю кем-то рассказанный мне несмешной анекдот.

— Все? — спрашивает Кривошапка, когда я с горем пополам довожу свою гипотезу до конца.

— Две минуты, — вздыхает он, взглянув на часы. — Не успеем. Хотя нет, успеем.

И он рассказывает. Деловито, коротко формулируя вопросы и не добавляя лишних слов в ответах, словно читает биржевую сводку.

— ФСБ действительно причастно, — говорит он. — В этом ты прав. Но и только. Если коротко, это заговор. Только не высшего руководства, а скорее, против него. Кто? Несколько генералов ФСБ, которые одурели от полноты власти. Настолько, что решили собственными силами сменить руководителя организации. Как? Несложно. Для них, конечно. Для обладающих всеми ресурсами организации заговорщиков. Все они рассчитали и все понимали. Что шантаж Бортникова вызовет переполох, но не будет воспринят всерьез. Что убийства вызовут цепную паническую реакцию. А главное, что на ФСБ из кремлевских кабинетов будут смотреть по меньшей мере вопросительно. Что же вы, мол, ничего не предпринимаете? И вот когда уже готовы будут махнуть рукой, в этот момент и выйти на первый план, под свет прожекторов и все такое прочее. Заявить о своих условиях — уже не директору ФСБ, конечно. Руководству страны, у которого, по сути, других вариантов не остается.

— А что за условия?

— Понятия не имею, — пожимает плечами Кривошапка. — Контроль над ФСБ — это понятно. Но, возможно, речь шла бы и о других вещах. О контроле над остальными силовыми ведомствами. О доле в контролируемых государством активах. Да мало ли о чем можно договариваться с позиции силы, когда до выборов — чуть больше года? Любой отказ влек бы за собой новые громкие преступления. Может, теперь наших звезд убивали бы сразу по двое-трое, а то и по пять. А может, стали бы отстреливать высокопоставленных чиновников. Начали бы с мэров, потом перешли на министров. Вариантов было много, и все у этих ребят было в руках. Они реально поставили под угрозу саму систему, понимаешь? Никто и предположить не мог, что в верхушке главной спецслужбы страны засели такие отборные пидарасы. А ведь их можно было вычислить. Ну кто еще мог организовать целый гараж фальшивых спецмашин? А выстрелы из-под мигалок? Это же не просто попытка подставить коллег и выиграть время? Это сигнал наверх, в Кремль. Вот, мол, какой у вас человечек на ФСБ сидит! Вон у него какой бардак под носом! Как такому безопасность страны доверять? А суперснайперы? Наконец, Карасин — ну очевиден же почерк! Нас вообще не должны были пускать на место преступления, убийство засекретить, а самого Карасина объявить пропавшим без вести. Мы не должны были это видеть, сечешь?

— Сколько их? — спрашиваю я. — Заговорщиков сколько?

— Точно не знаю. Вроде трое, но фамилии на моем уровне станут известны через год, это в лучшем случае.

— А какой у тебя уровень?

— Хороший вопрос, — ухмыляется Кривошапка. — Удивительно, что ты до сих пор не спросил о Мостовом. Это ведь он заставил меня всю эту лабуду тебе навесить? Разве нет?

— А разве нет? — уточняю я.

— Это хорошо, что тебя не отпускают мании, — говорит Кривошапка. — Начальник обязан быть подозрительным, в меру конечно. И потом, тебе ли не верить, после всего, что с тобой случилось?

— Знаешь, я до сих пор не понимаю, что со мной случилось, — признаюсь я.

— Ты оформил провал заговора, назовем это так.

— Это тоже формулировка Мостового?

— Ну уж нет, — смеется Кривошапка. — Этот шедевр я ему не уступлю. Но по сути, так и было. Когда твой Лансер распорол бок бэхе, заговорщики уже давали показания. Подозреваю, что выглядели они при этом не очень презентабельно. Солидные дяди в генеральских званиях, да еще повернувшие, извини, раком вертикаль власти… После такого не очень-то веришь в поражение. Даже когда тебе ломают ребра и выбивают зубы вчерашние подчиненные.

— Да, но как…

— Банальнейшая история. Один из заговорщиков решил, что компаньоны его кидают и слил всю компашку. Вечером в субботу все они уже сидели в родных казематах. Оставалось разыграть спектакль для народа, но так, чтобы и его участники ничего не заподозрили. Поэтому для вторых машина должна была быть только марки БМВ, а для первого — само собой без мигалки.

— Значит, все-таки не было.

— …И вот это я точно узнал от Мостового. Нужна была фотография на первую полосу, видео в экстренные выпуски новостей. Нужно было успокоить народ. Нужную машину подвели в нужное место, ну а на твоем месте мог, как в старом советском фильме, оказаться любой. Но повезло тебе.

— Не лучше ли было столкнуть два беспилотника?

— Зря иронизируешь, водитель БМВ погиб на месте.

— Кто он?

— Уголовник, которому пообещали амнистию. Что ж, перестарались. Теперь он свободен до скончания веков. А тебе повезло, — повторяет Кривошапка. — Немного работы, стресса, приемлемые травмы и как награда — гладкая карьера с плановыми повышениями. Главное — не будь дур…

Он хватает меня за пуговицу, демонстрируя удивительную реакцию. Промедли он полсекунды, и мое тело изрядно помяло бы аккуратно подстриженную траву в больничном сквере. А так, траву мнем мы оба после того, как падая, я хватаю Кривошапку за руку и он валится на меня. От неожиданности он забывает, что перед ним больной и ослабленный человек, и этого мне хватает, чтобы выиграть битву. Я сажусь ему на спину и заламываю руки.

— Зачем ты пришел? — кричу я ему в ухо.

— Идиот! — шипит Кривошапка. — Здесь везде камеры, придурок!

— Руку сломаю! — угрожаю я. — Сука!

— Сейчас народу набежит! Слезай, идиот!

— Что ему надо? — кричу я.

— Кому? — кричит он.

— Сам знаешь кому! — еще сильнее сжимаю я ему руку.

— Я работаю на ФСБ, идиот!

— Мостовой! Что, блядь, ему надо?

— Ты глухой? Я эфэсбешник!

— И что? — кричу я, но моего короткого замешательства ему хватает для того, чтобы вырвать левую руку и ударить меня в бок.