Старик приосанился, даже волосы огладил. Но глядел он на свою Катю все равно снизу вверх, вывернув шею, потому что она находилась как раз со стороны его выбитого глаза — парила, придерживаясь руками за спинки наших кресел.

— А мы тут, вот видишь, прыгнули!.. — похвастался пират. Как будто она пребывала до сих пор где-то в другом месте, в стороне от этого знаменательного события. Катерина поглядела удивленно на звезды, потом на меня и вновь на деда. Потом спросила:

— А куда?..

— Так, — не выдержал я. — Или вы сейчас заткнетесь, или отправляйтесь оба в каюту и носа оттуда не высовывайте без моего вызова! — В рубке воцарилась тишина. Пират молча выдвинул дополнительное креслице, внучка состыковалась пятой точкой со стулом, и дедушка пристегнул ее ремешком.

Расходиться по каютам они явно не собирались. По крайней мере теперь они вели себя достаточно тихо, чтобы я мог не обращать на них внимания.

Я, наконец, снял показания уловителя: имелся минимальный рассеянный фон, для нас безопасный, но подтверждающий наличие радаров где-то на значительном удалении.

Можно уже было приступать к операции. Но прежде я вызвал в рубку Ежа и велел ему сидеть здесь и за всеми присматривать, пока я ненадолго отлучусь. На самом деле мне еще надо было проверить, в порядке ли после прыжка наш бесценный груз, а этой паре родственничков я не настолько доверял, чтобы оставить их наедине с системой управления. Я не мог доверять никому, даже Ежу, хотя ему, конечно, в меньшей степени. Так что в мое отсутствие им предстояло следить друг за другом.

Еж, больше обычного серьезный и сосредоточенный, занял мое место. Его вроде как оставляли за капитана — ответственность! Мой организм уже более или менее свыкся с потерей веса, и, перемещаясь по кораблю, я даже получил удовольствие, сродни какому-то детскому восторгу при погружении в подводный мир. Странное для меня чувство — ведь ребенком я, по сути, никогда не был, детство вспоминать не люблю. И стариком мне не быть. Я — вечный взрослый, матерый, умный хищный зверь — лестное в наших кругах определение, пока не думаешь о том, что это уже навсегда, НАВЕКИ. А рядом с этим словом все даже самое лучшее, престижное и дорогое блекнет и начинает отдавать плесенью. Одно меня утешало — хищник по крайней мере, а не пожизненное дитя или вечная старая развалина.

Проверяя крепления ящиков в грузовом отсеке, я намеренно не думал о предстоящем деле — перед акцией, если позволяют обстоятельства, хорошо ненадолго мысленно отвлечься, чтобы затем взглянуть на нее свежим взглядом.

По возвращении в рубку мне сразу бросилась в глаза натянутая атмосфера: пират с внучкой перешептывались, брезгливо с насмешкой косясь на Ежа, он их якобы полностью игнорировал. О причине я догадывался: Еж не сразу разобрался с системой вытяжки отходов, и незадолго перед прыжком в сортире плавал какое-то время большой желтый шар мочи, пугая входящих размерами и запахом, пока я его не ликвидировал, показав заодно Ежу, как и что надо делать.

Сейчас я впервые всерьез подумал о том, что команды у меня практически нет. Одно дело — уносить с таким балластом ноги, и совсем другое — идти с ними на акцию. Грядут проблемы. И никуда от них не денешься. Такова, наверное, моя участь — вместо спаянной боеспособной группы получать каждый раз на свою шею что-то вроде обоза — старики, женщины и… Чуть не сказал «неврастеники». К счастью, Грабера заменил теперь Еж — единственная в моем активе боевая единица. Кроме меня самого, разумеется.

По прежнему опыту я мог сказать только, что они друг с другом стерпятся. Это как бывает у животных во время пожара: хищники и травоядные бегут рядом, соблюдая перемирие, никто никого не трогает, пока работает самый древний из основных инстинктов — спасение во что бы то ни стало собственной шкуры. Пират с внучкой должны быть озабочены именно этим. С Ежом картина несколько иная, для него это своеобразный хадж — священный поход, но при этом и он на положении беглеца.

Кстати, Еж, освободив мне место, уселся на второе выдвижное креслице плечом к плечу с Катериной. Она подалась к деду, но свободного пространства в проходе было слишком мало, так что ей ничего не оставалось, как сидеть прижатой к парии — либо уходить в свою каюту. Она осталась. Тем самым, думаю, начало перемирию было положено.

Пора было трогаться. Я планировал обойти радары по периферии зоны их действия — глядишь да отыщется между ними неконтролируемый участок — лазейка для нашей «мышки».

Одновременно с мягким гулом проснувшихся двигателей корабль дернулся, начиная разворот и ложась на курс к заданной цели. Звезды перед нами поплыли наискосок и влево. Лобовое стекло залило ярким светом. Светофильтры сработали с некоторой задержкой, и первые лучи белого карлика, ворвавшись в кабину, больно ударили даже по моим бессмертным глазам. Но звезда вошла в зону видимости лишь краешком, потом корабль замер и спустя мгновение загудел с нарастанием, глубоко и мощно.

Нас прижало к спинкам — пошло ускорение. Одновременно комп выдал трехмерную пространственную картинку, где наш кораблик — крохотная голубая призма — начал сейчас почти неприметное движение к цели, то есть к станции, обозначенной ориентировочно желтым цилиндриком. Пунктир траектории показывал, что мы тронулись к станции напрямую.

На самом деле путь нам предстоял трудный и извилистый, о чем уже свидетельствовали показания УСИ: величина сканирующего излучения со многими нулями после запятой обеднела на один нуль и продолжала лениво расти последней цифрой. Ага, где-то впереди затаился действующий радар, и мы к нему медленно, но верно приближались, можно сказать, неторопливо подкрадывались со скоростью что-то около пятидесяти километров в секунду.

Меня не отпускало напряжение, хотя я уже понял, что на этом полигоне главное — привыкнуть к масштабу и не впечатляться магией цифр. С профессиональной точки зрения задача проста: найти лазейку к плохо охраняемому объекту. Только и всего. Ничего сложного, если не принимать в расчет непривычные условия — надо сказать, мощный напрягающий фактор…