Шрифт:
Несколько раз в сонных видениях он бежал куда-то по громыхающим, вибрирующим темным коридорам, ощущая за спиной стремительный топот ног. Но вот вопрос: имелись ли у его преследователей ноги? Он с криком просыпался — за мгновение до того, как его должны были схватить… схватить чем-то похожим на руки, но он знал, что эти ужасные конечности не были руками.
Возможно, все тяготы и лишения дальнего полета переносились бы легче, если бы он пользовался бортовой аптечкой, наполненной удивительными лекарствами, предназначенными для лечения всех мыслимых и немыслимых болезней души и тела. Только кто знает, помогут они или нет. Если нет, то все эти снадобья не стоят и ломаного гроша. А если да… тут возникла другая проблема. У Лиминга были причины опасаться, что лекарства военных медиков способны выявить у него эйфорию.
Однажды перед сном он все-таки рискнул проглотить так называемую “нормализующую таблетку”. Судя по инструкции, она гарантировала избавление от кошмаров и счастливые, увлекательные сны. В результате он провел десять безумных часов в гареме турецкого султана. Сны были настолько увлекательными, что он проснулся выжатым как лимон, и больше никогда не притрагивался к этим таблеткам.
Он выслеживал очередной торговый караван в надежде обнаружить тринадцатую планету, когда тишину нарушил живой голос. Лиминг двигался далеко позади и выше группы судов, экипажи которых, чувствуя себя в абсолютной безопасности в глубоком тылу, не обращали никакого внимания на радары и не догадывались о присутствии чужого корабля. Лениво прокручивая ручку настройки приемника, он случайно обнаружил частоту, на которой велись переговоры между транспортными судами.
У неведомых существ были громкие, гортанные голоса, а их речь на слух очень напоминала земную. Лиминг воспринимал эти таинственные звуки как диалог, который в его сознании превращался в знакомые слова.
Первый голос:
— Майор Сморкун поставил пудинг в печь.
Второй голос:
— Когда Сморкун поставил пару свеч?
Первый голос:
— Вчера поставил пудинг, как всегда.
Второй голос:
— Клянусь, приятель, это ерунда.
Первый голос:
— Пусть съест его скорей зеленый кот.
Второй голос:
— Зачем майору жечь голодный скот?
Следующие десять минут собеседники вели язвительный спор о зеленых котах и голодных скотах, не забывая упомянуть несчастного Сморкуна, его пудинг, гусей и свечи. Лиминг взмок от напряжения, пытаясь вникнуть в аргументы и контраргументы сторон. Наконец, в голове у него что-то щелкнуло, и, настроив свой передатчик на нужную волну, он закричал:
— Эй, вы! Не пора ли вам в конце концов разобраться с этими котами и скотами?
Наступила мертвая тишина. Ее нерешительно прервал первый голос.
— Гнорф, пару свеч и пудинг в печь?
— Ни в коем случае! — крикнул Лиминг, не давая бедному Гнорфу возможности похвастать своими талантами в области запекания свечей в пудинге.
Затем еще пауза, после которой Гнорф обиженно предложил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А не вымазать ли тебе этим пудингом рот?
— Съешь-ка свечку, идиот! — отпарировал Лиминг, веселясь.
— Слишком толстая, — комментировал первый собеседник.
— Могу себе представить, — согласился Лиминг.
— Шпиц шприц? — Внезапно поинтересовался Гнорф, как бы спрашивая: “Кто там?”.
— Майор Сморкун, — отозвался Лиминг.
По каким-то ему неведомым причинам это имя вызвало долгие споры. Собеседники в подробностях обсудили прошлое бедняги Сморкуна, коснулись его будущих перспектив, но постепенно разговор снова переключился на зеленых котов и голодных скотов.
В какие-то минуты спор разгорелся вокруг таких важнейших проблем, как намерение Сморкуна запечь в пудинге дюжину свеч. Наконец, они достигли в этом вопросе взаимного согласия и перешли к анализу способов бить баклуши. Первый утверждал, что это лучше делать днем, второй настаивал на понедельнике,
— О, господи! — вздохнул в микрофон Лиминг.
Эти звуки должно быть напомнили спорящим, что кто-то находится неподалеку, потому что они внезапно прервали обсуждение, и Гнорф вновь поинтересовался:
— Шпиц шприц?
— Да, ну тебя, лопух, — снова развеселился Лиминг.
— Кто опух? Я опух, энк? — судя по интонации, Гнорф встревожился не на шутку.
— А то кто ж еще! — подтвердил Лиминг. — Энк!
Кажется, это переполнило чашу терпения неведомых собеседников, так как их голоса пропали, а с ними исчезли и гул радиопомех. Похоже было на то, что Лиминг, сам того не подозревая, умудрился сказать что-то из ряда вон выходящее.
Вскоре приемник снова ожил, и теперь уже другой гортанный голос запросил на скверном, но беглом космоарго:
— Чья коабл? Чья коабл?
Лиминг не отвечал. Долгая пауза, затем повтор:
— Чья коабл?
Лиминг не отзывался. Запрос не был закодирован, значит, враг и не подозревал, что где-то поблизости может быть чужой корабль. Караван продолжал безмятежно двигаться вперед, не меняя курса и не проявляя никаких признаков тревоги. Скорее всего, у них не было мощных локаторов, и они просто не могли обнаружить Лиминга. Запрос “Чей корабль?” был сделан скорее наобум, для очистки совести — перед тем, как начать поиски шутника среди своих.