Тут бы нам переправиться через реку и ударить на супостатов! Но наш великий князь не спешил наступать. Был он государем осторожным и мудрым, не хотел проливать русскую кровь понапрасну, а выжидал того момента, когда сможем мы победить без больших потерь для нашего войска.

Так и стояли мы друг против друга по обе стороны Угры. Дни проходили за днями, а сражения все не было. Поднялся среди наших воинов ропот: великий князь-де боится и нас понуждает быть трусами. Но Иван Васильевич по-прежнему оставался в бездействии.

Наступил конец октября. Близились холода, по утрам земля покрывалась инеем. Татары подходили к краю берега и кричали: «Даст Бог зиму на вас: когда все реки станут, много дорог будет на Русь!»

Но и хан Ахмат, и его воины все больше падали духом. Им уже стало ясно, что помощь от князя Казимира не придет. Съестные припасы заканчивались, татары жестоко страдали от ночных заморозков. А к нашему государю присоединились двое его братьев со своими полками.

И вот, наконец, решил Иван Васильевич, что настало время сразиться с супостатами. Отвел он наши полки к городу Боровску; на широкую Боровскую равнину. Изготовились мы к решительной битве. Но хан Ахмат не вышел на поле боя, а развернул свое войско — и бежал из русских пределов. Так избавилась Русь навсегда от злой неволи!

Старый гусляр улыбнулся, заново переживая тогдашнюю радость.

Ивашка, слушавший затаив дыхание, шумно выдохнул и, свесив голову с полатей, спросил:

— Дедушка, а почему татары не стали с нами биться?

— Об этом разные люди говорили по-разному. Одни — что хан Ахмат хоть и поздно, но понял — велика наша сила, и ему нас не победить, нечего и пытаться; другие — что, когда наши полки отошли от Угры, заподозрил он какую-то хитрость, решил, что наш государь заманивает его в ловушку. А еще слышал я, будто в татарский стан пришло известие о том, что часть русских войск, загодя отправленных Иваном Васильевичем вниз по Волге, разорила ордынскую столицу — город Сарай и хан Ахмат поспешил вернуться к себе в Орду.

Но мне думается — было иначе.

Во все время, что стояли мы на Угре, в Москве, в Успенском соборе народ с великим усердием молился Богородице. И Она сотворила чудо: бежал Ахмат, гонимый незримою силой нашей Пречистой Заступницы.

А Угру с тех пор зовут Поясом Богородицы.

Ивашкин отец с чувством сказал:

— Спасибо тебе, добрый человек!

Потом поманил Ивашку:

— Поди-ка сюда.

Ивашка проворно слез с полатей.

— Поклонись дедушке, — велел отец, — и скажи ему спасибо за то, что постоял он за Святую Русь.

Да хорошенько запомни все, о чем он рассказывал. Потом будешь пересказывать его рассказ своим детям и внукам. Они-тo об этом только в книгах прочтут, а тебе вышла удача — услышать от человека, который сам все испытал.

Старый гусляр оживился:

— Да неужто в книгах написано про то, как стояли мы на Угре?

— Написано, — кивнул отец.

— Жаль, что не сподобил меня Господь выучиться грамоте, — пригорюнился гусляр. — Грамотному-то человеку многое открыто, чего неграмотный и знать не знает. Слыхали песню про волшебную Книгу Голубиную? Сбросил ее с неба на землю сам Господь наш Иисус Христос, и говорится в ней обо всех тайнах земных.

И, не дожидаясь ответа, негромко запел:

Дальше гусляр пел про то, как собралось в чистом поле без счету народу православного. Смотрят все на чудесную книгу, дивуются. Да очень уж книга велика: сорок локтей в длину, двадцать в ширину.