Шрифт:
Уже издалека я почувствовала смутное беспокойство. Возле подъезда, где жила Ольга Дмитриевна, стояло несколько машин. Две из них – явно милицейские. Собралась довольно внушительная толпа. Люди что-то возбужденно обсуждали, глядя куда-то вверх, на последние этажи дома. Я сразу заметила одну из знакомых старушек, с которой говорила совсем недавно. По-моему, она плакала.
На ватных ногах я доплелась до подъезда. Не желая верить недоброму предчувствию, я изо всех сил старалась не прислушиваться к тому, что говорят любопытные, и устремилась прямиком к подъезду. Но, несмотря на все старания, несколько фраз прочно застряли в мозгу:
– Надо же, горе какое… Такая молодая… Совсем одна… Что же это делается…
Возле дверей меня остановил толстый усатый лейтенант и спросил:
– Вы, девушка, в этом подъезде живете?
– Нет, я в гости, – ответила я робко.
– В какую квартиру? – насторожился он.
– В пятнадцатую, к подруге, – зачем-то соврала я.
– Извините, не положено. Позже приходите. Посторонним туда пока нельзя.
– А что случилось? – спросила я, чувствуя, что сейчас разревусь.
– Не положено, девушка. Идите.
Я покорно отошла в сторону, подняла голову и посмотрела на окна пятого этажа. Утро было пасмурным, и в окнах горел свет. Сердце мое упало: в квартире одинокой Ольги Дмитриевны деловито сновали какие-то люди. Мне показалось, что я стала вдруг хуже видеть, и не сразу поняла, что просто-напросто плачу…
– Несут! – громко крикнул какой-то шустрый малец. Народ встрепенулся и придвинулся ближе к машинам. Сзади меня сильно толкнул какой-то мужчина в длинном плаще. Не извинившись, он устремился вперед. Видно, боялся пропустить самое интересное.
Из подъезда вышли двое в белых халатах, с носилками. На них лежало тело, с головой накрытое белой простыней. Я отвернулась.
Рядом со мной осталась только давешняя старушка. Она плакала, утираясь скомканным белым платочком. Она тоже меня узнала и подошла поближе.
– Видишь, горе какое! – сказала она.
– Что случилось? – повторила я свой вопрос, на который не смогла получить ответа у стража порядка.
– Да Ольга-то наша отравилась! – она снова заплакала, торопливо вытирая слезы и шумно сморкаясь.
– Отравилась? – тупо переспросила я. – Зачем?
– Кто ж его знает. Видать, тяжело ей было, бедняжке. Она странная была, грустная какая-то. Но хорошая женщина. Не то, что нынешние, – старушка покачала головой.
– Вы ее хорошо знали?
– Да не то чтобы очень. Она сторонилась людей-то, о себе не рассказывала. Все одна да одна. И в гости к ней никто не приходил. Я с ней на одной площадке жила. Иногда, бывало, поговоришь, но все больше я, а она только слушала и улыбалась. Горе-то, горе.
– А вчера к ней никто не приходил? – спросила я.
– Не знаю, милая, на даче я была. Сегодня утром вернулась, стучу к ней – хотела огурчиков свежих занести, а у нее дверь нараспашку. Я зашла, а она, сердешная, сидит в кресле, вроде бы в окно смотрит, да не отзывается. Подошла я ближе – она уж холодная. Рядом, на столике, пузырек пустой…
– Записка была?
– Какая записка?
– Самоубийцы обычно записки пишут.
– Да кому ж ей писать? Она ведь одинокая. Не было никакой записки, это точно. Послушай-ка, ты ведь к ней недавно заходила?
– Да.
– Может, тебе к участковому подойти? Вдруг что нужное вспомнишь? Ты не бойся, он у нас мужик добрый, не обидит.
Меньше всего мне сейчас хотелось общаться с представителями закона. Что я им расскажу? И кто мне поверит?
– Я подойду обязательно, – пообещала я. – Только не сейчас.
Старушка кивнула и посмотрела на толпу. Машина с телом уже уехала. Несколько милиционеров беседовали с жильцами. Воспользовавшись моментом, я попрощалась с соседкой Ольги Дмитриевны и вернулась к своей машине.
Глава 29
Я снова осталась ни с чем и чувствовала себя препогано. Кроме того, что я не знала – верить или нет в самоубийство Ольги Дмитриевны, я еще лишилась возможности выяснить, кто же такая эта загадочная дочь. А еще мне было просто жаль эту несчастную женщину. Неважно, как велика ее вина перед подругой и другими женщинами. Она сама пострадала больше всех. Я вполне допускала, что ее мучения были настолько сильны, что в конце концов стали невыносимыми, но меня смущала смерть деда Аркадия, происшедшая почти одновременно со смертью Ольги Дмитриевны. Конечно, возможно совпадение, а если нет?