А этот в ответ: «Нету там Беббинса. Сюда поехал. Приедет — скажи. Привезу золота».

«Вали отсюда! — это я ему. — Вместе со своим золотом. Ищи кого хошь, где хошь, а ко мне не суйся. Сказано тебе, проваливай, пока собак не кликнул».

Он вроде как зашипел (а может, рассмеялся, кто его разберет), коня своего вороного пришпорил и на меня. Я еле отскочил: собак, конечно, позвал, но его уже ищи-свищи. Развернулся и умчал что твой ветер, правда, на сей раз по дороге. И вот хочу я спросить — что вы, господин Беббинс, об этом думаете?

Фродо сидел уставясь в огонь и думал лишь об одном: как бы добраться до Перевоза.

— Не знаю, что и думать, — пробормотал он, когда молчание слишком уж затянулось.

— Не знаете, так меня послушайте. Зря вы, господин Фродо, в Хоббитон этот ихний перебрались, народ там непутевый. — Сэм заерзал на табуретке и уставился на хозяина исподлобья. — Но и у вас, уж не обессудьте, по молодости в голове ветер гулял. Как порешили вы переселиться от Брендибаков к старому Бильбо, я сразу сказал: парень еще хлебнет горюшка. Дровишек-то небось он наломал, а разбираться вам. Все знают: Бильбо из чужих краев добра понавез полным полно, а кто скажет, как это добро добыто? Вот, по моему разумению и выходит, что кое-кому из даль-далека очень интересно стало: какие такие сокровища в Бугре позакопаны.

Фродо только рот раскрыл: старый ворчун угодил не в бровь, а в глаз.

— Хорошо, конечно, — продолжал Бирюк, — что у вас хватило таки ума вернуться наконец в Баковины. Друзья у вас здесь найдутся, а с чужаками этими — попомните мое слово — водиться не след. Явятся сюда снова — хоть эти черные, хоть другие, — так я скажу, что вы померли или вообще из Хоббитании уехали. Да и вас ли они выискивают, может, им старый Бильбо нужен?

— Может, и так, — пробормотал Фродо, избегая смотреть в глаза собеседнику.

Зато Бирюк смотрел на него очень внимательно.

— Ладно, — молвил он, помолчав. — Вы, видать, своим умом жить хотите — воля ваша. Одно яснее ясного: про черного этого вы поболе моего знаете, но говорить не желаете. Думы у вас, сударь мой, невеселые, и думаете вы, на мой стариковский глаз, вот о чем: как бы добраться до Перевоза, чтоб быстрехонько и незаметно.

— В самую точку, — вздохнул Фродо. — Только сидючи да думаючи туда не попадешь. Идти надо. Большущее вам спасибо за все, господин Бирюк. Смешно сказать — я ведь тридцать с хвостиком лет и вас, и собачек ваших пуще смерти боялся. А мог бы иметь доброго друга. Теперь вот и уходить жаль, да делать нечего. Может повезет, так еще когда наведаюсь.

— Милости просим, гостю всегда рады. Но как же вы так: не откушавши, и в дорогу? Мы как раз ужинать собирались: дело-то к закату, а наша порода бирючья — с солнышком ложимся, с ним и встаем. Вот бы и вы с нами перекусили.

— Оно бы славно, — сглотнул слюнки Фродо, — но засиживаться нам нельзя. Этак и к ночи не поспеем.

— Так уж и не поспеете. Торопиться тоже с умом надо: вы ведь не дослушали, какая у меня задумка. Вот поужинаете, усажу вас в крытую повозку и довезу куда надо. Оно и быстрее, чем пешком, и спокойнее.

Фродо принял предложение с благодарностью, чем несказанно порадовал и Сэма, и Пиппина. Солнце уже садилось за холмы, сгущались сумерки. Гости перешли из кухни в столовую: там разожгли камин и принесли свечи. Явились двое сыновей Бирюка и три его дочери — вместе с работниками за столом собралось четырнадцать хоббитов. Хозяйка без устали сновала туда-сюда, подавая снедь. Вкуснятины домашней было полно, пива — море разливанное, а венчало все преогромное блюдо, с верхом наполненное грибами, тушенными со свининой.

Грозные хозяйские псы мирно полеживали у очага, обгладывая мясистые косточки.

Подкрепившись, хозяин с сыновьями взяли фонари и отправились запрягать. Когда гости вышли во двор, уже стемнело. Они забросили внутрь свои котомки и забрались сами. Бирюк уселся на передок и подхлестнул вожжами пару крепких ухоженных пони.

— Ты там поосторожнее! — крикнула ему с порога стоявшая в освещенном дверном проеме жена. — С чужаками не задирайся и сразу назад.

— Ладно, — ответил Бирюк, и повозка выкатила за ворота.

Вечер стоял прохладный и тихий, без малейшего ветерка. Ехали без фонарей и особо не гнали: милю-другую до запруды, а там уж и на косогор.

Бирюк слез, огляделся, прислушался — но в темноте что углядишь, а звуков ни сзади, ни спереди не доносилось. От воды, расползаясь по полям, поднимались струйки тумана.

— Туман густеет, — заметил Бирюк. — Домой поеду, так фонарь засвечу, но сейчас обойдемся. Попадется кто по дороге, так издали услышим.

Ехать оставалось чуть более пяти миль. Хоббиты по уши завернулись в плащи, что не мешало им напряженно вслушиваться в тишину. Ничего, кроме скрипа колес да размеренного топота копыт пони, слышно не было, но Фродо все равно казалось, что повозка ползет медленнее улитки. Пиппина укачало, и он стал клевать носом, а вот Сэм так и буравил туман глазами.