Толкин Джон Рональд Руэл
Шрифт:
— Вот уж не думал, что нас занесло в то самое место, — смущенно произнес Пиппин. Историю про троллей он знал превосходно, слышал не раз и от Бильбо, и от самого Фродо, да только не очень-то ему в нее верилось. Теперь вот поверилось, но он все равно поглядывал на каменных гигантов с опаской: а ну как их оживит какое-нибудь волшебство.
— Ладно, историю подзабыли, — с усмешкой сказал Бродяжник. — Но уж о троллях-то должны бы хоть что-то помнить. Примчались со всех ног троллями меня пугать, а когда? Посреди белого дня, при ярком солнышке! И то бы ничего, но как вы не заметили старого птичьего гнезда — вот у того за ухом. Не самое обычное украшение для живого тролля.
Все покатились со смеху. Фродо оживился, словно воспоминание о первом удачном приключении Бильбо придало ему сил. К тому же солнышко пригревало и успокаивало; даже пелена с глаз, и та вроде бы спала. Решили устроить привал прямо на прогалине: не каждый день удается перекусить между огромных лап каменного тролля.
— Может, кто споет, пока солнце светит, — предложил Мерри, управившись со своей порцией. — Который уж день ни тебе песенки, ни рассказа.
— С самой Выветрени, — подтвердил Фродо. Все воззрились на него с беспокойством, но он улыбнулся. — Насчет меня не тревожьтесь. Мне гораздо лучше, хотя, конечно, не настолько, чтобы взять да запеть. Но вот Сэм: уж он-то наверняка припомнит что-нибудь интересное.
— Валяй, Сэм! — подхватил Мерри. — У тебя в голове былей-небылей понабито, что в Мутене.
— Скажете тоже, — замялся Сэм. — Я, право, и не знаю… может, вот это… Так, ерунда пустяшная: не то, что господин Бильбо назвал бы поэзией. Просто вспомнилось, потому как про тролля — вроде бы к месту.
Он встал, заложил руки за спину, словно примерный ученик в школе, и принялся читать нараспев, следуя старинному мотиву.
Спою, изволь, о том, как тролль Мусолит кость, и в чем тут соль: Из года в год он кость грызет — Уж мяса нет на кости. Вот страсти-мордасти! Мусоль ее иль не мусоль, Все мяса нет на кости. Тут к троллю в дом явился Том — И прямо в сапогах при том, — И молвит гость, мол, эта кость Принадлежала тетке. Ах, детки! Конфетки! Ведь хоронили целиком, А тут нога от тетки. А тролль в ответ, мол, нет да нет, Явилась тетка на тот свет О двух руках, о двух ногах, А этой, мол, находке — Ошметки да оглодки! — Уж очень, очень много лет… А впрочем, кость — от тетки! А Том был зол и молвил, мол, У тетки краден был мосол, И нужно, чтоб немедля в гроб Сложили все, как было. Судью на мыло! Мило! Ответишь, тролль, за произвол! И вот что дальше было: Смеется тролль: ну что ж, изволь, Скажу я гостю, в чем тут соль! А соль тут в том, что нынче Том Пойдет на ужин к троллю. Уволю! Не позволю! Поужинает нынче тролль Свежатиной да с солью! Тролль сделал шаг и лапой — шмяк! Но Том, он тоже не дурак — Бегом кругом да сапогом Как даст пинка по заду! Гаду! В награду! Подумать только: сапогом — По каменному заду! У тролля зад, как говорят, Он мягче мрамора навряд: Тут и сапог помочь не мог — Том возопил от боли! Мозоли, что ли? А старый тролль три дня подряд Там хохотал на воле. А Том, домой пришед хромой, Сказал: «Спасибо, что живой!» А тролль, изволь, что твой король — Сидит да кость мусолит. Холит! Колет! Сидит, качая головой, И косточку мусолит.— Здорово! — рассмеялся Мерри. — И всем нам наука. Хорошо, что Бродяжник его палкой огрел, а не пинка влепил.
— Где это ты откопал такую славную песенку? — полюбопытствовал Пиппин. — Что-то я ее никогда раньше не слышал.
Сэм покраснел и пробормотал нечто совершенно невразумительное.
— Сам небось сочинил, — уверенно предположил Фродо. — Я вообще чем дальше, тем больше на нашего Сэма удивляюсь. То заговорщиком был, теперь вот стихоплетом сделался. Кончится тем, что он станет волшебником или великим воителем.
— Ну уж нет! — замахал руками вконец смутившийся Сэм. — Не пойду я ни в воины, ни в волшебники. Не по мне это.
Пополудни продолжили путь лесами, возможно, той самой тропкой, которой давным-давно прошли Гэндальф, Бильбо и гномы. Оставив позади несколько миль, оказались на косогоре, прямо над Трактом, который давно уже повернул от струившейся в теснине реки и теперь петлял у подножий лесистых и поросших вереском холмов. Он уводил к броду и далеким горам.
Неподалеку от гребня Бродяжник показал хоббитам торчавший из травы камень. Приглядевшись, они различили на нем выветрившиеся знаки: то ли гномьи руны, то ли и вовсе неведомые письмена.
— Эге! — сообразил Мерри. — Никак тот камушек, под которым тролли свое золотишко прятали. Интересно, много ли осталось у Бильбо от его доли? А, Фродо?
Фродо тоже взглянул на камень и подумал о том, как было бы здорово, привези Бильбо домой только эти, совсем не опасные сокровища, с которыми к тому же так легко расстаться.
— Ничего не осталось. Бильбо все раздал, потому как богатство это своим не считал. Досталось-то оно ему от грабителей.
Спустились с косогора к лежавшему в длинных, спокойных тенях раннего вечера Тракту. Другого пути теперь не было: оставалось только шагать дорогой, да побыстрее. Вскоре горный отрог отрезал свет быстро клонившегося к западу солнца, а с вершин повеяло холодным ветром.
Уже начали высматривать подходящее место для ночлега, когда сзади донесся слишком уж памятный, наполнявший сердца ужасом звук — стремительный перестук копыт.
Все разом обернулись, но ничего не увидели — приближавшегося всадника скрывал поворот. Бродяжник и хоббиты устремились прочь с дороги: карабкались по поросшему вереском и черникой склону, пока не укрылись в густом орешнике. Внизу, футах в тридцати, смутно серела в быстро сгущавшихся сумерках полоса Тракта. Дробный цокот копыт близился, но хоббитам показалось, будто ветерок донес до них и другой звук — мелодичный перезвон маленьких колокольчиков.
— Не больно-то похоже на Черного Всадника, — прошептал, прислушавшись, Фродо.
Хоббиты кивнули, но чтобы успокоились — это едва ли. Похоже-то не похоже, но они так давно страшились погони, что теперь в любом звуке, а уж тем паче в конском топоте, им слышалась смертельная угроза. Однако Бродяжник подался вперед, припал ухом к земле, и лицо его просветлело.
Смеркалось, в кустах шелестел ветер. Бубенцы звенели все ближе, копыта стучали все громче, и вдруг из-за поворота вылетел белый конь в усыпанной мерцающими, словно звездочки, самоцветами сбруе. Плащ всадника вился позади, капюшон был откинут, золотые волосы, поблескивая, струились по ветру. Фродо почудилось, будто фигура конника светится изнутри, словно через тонкую кисею.