Пробудился Фродо внезапно: в комнате еще темень стояла, а Мерри уже заявился — в одной руке свечу держал, а другой в дверь колошматил.

— Ты чего грохочешь? — спросил ошалевший спросонья Фродо.

— Выходить пора, вот чего, — отозвался Мерри. — Уже полпятого. На дворе туманище, в самый раз отправляться. Сэм уже завтрак готовит, Пиппин, и тот встал. Я сейчас пони седлать буду, а ты, будь добр, растолкай этого лежебоку Толстня. Коль с нами не идет, так пусть хоть проводит.

К шести утра все пятеро были вполне готовы — правда, у Толстня глаза все еще слипались. Из дома выскользнули украдкой. Мерри шел первым, ведя в поводу пони. Шел тайной тропкой, сначала через рощу, а дальше полем. Утро задалось туманное и росистое: трава казалась серой, а капало почитай с каждого листа. Тишина стояла такая, что все звуки воспринимались как очень близкие: курица закудахчет или в соседнем доме дверь хлопнет — так словно над ухом.

В сараюшке поодаль дожидались пони: животные из той породы, какие больше всего нравятся хоббитам, для скачки, конечно же, непригодные, зато крепкие и выносливые. Уселись верхом и двинулись прямиком в туман — впереди он расступался, словно бы неохотно, а позади тут же смыкался снова. Примерно через час — все это время ехали в молчании — увидели перед собой Тын, высокую изгородь, подернутую росистой паутиной.

— А сквозь Тын-то как продеретесь? — спросил Фредегар.

— Двигай за нами, увидишь, — отозвался Мерри.

Он свернул налево и поехал вдоль Тына, пока не оказался перед выложенным из кирпича тоннелем, нырявшим под изгородь и выходившим в лощину по другую сторону.

На этом месте Толстень остановился.

— Ну, бывай, Фродо, — промолвил он. — Может, тебе оно и виднее, но я бы в лес не сунулся. Как бы не пришлось пожалеть еще до вечера. Но все равно желаю удачи — и сегодня, и наперед.

— Хотелось бы верить, что на нашем пути не встретится ничего пострашнее Заповедного Леса, — отозвался Фродо. — Случись так, я счел бы себя счастливчиком. Передай Гэндальфу, пусть ищет меня на Западном тракте. Мы двинем туда так скоро, как сможем.

— Счастливо, Толстень! — крикнули все разом и углубились в подземный ход.

Там было темно и сыро. Проход преграждала железная решетка. Мерри спешился, отпер ворота и с лязгом захлопнул их, когда все прошли.

— Ну вот мы и в Заповедном Лесу, — промолвил он. — Хоббитания позади.

— А правда ли то, что об этом лесе рассказывают? — спросил Пиппин.

— Смотря что, — пожал плечами Мерри. — Ежели ты имеешь в виду байки насчет гоблинов, волков да нечисти всякой, которыми напичкали Толстня его няньки, так нет, в это я не верю. Но этот лес, он и вправду чудной. Вроде бы деревья и деревья, а ведь нет, они… как бы это сказать… живее, чем у нас в Хоббитании. Они, понимаешь, за тобой смотрят, ровно у них глаза есть. И чужаков не жалуют. Днем-то они не больно опасны, ну, шишку там на башку уронят или подножку корнем подставят, а вот ночью… ночью, говорят, тут пострашнее. Сам-то я вечерком за Тын всего пару раз заглядывал, да и то далеко не отходил. Но чудно, чудно… Деревья, они вроде как разговаривают: толкуют о чем-то своем, да еще и ветками машут, безо всякого, заметь, ветра. Но это что, они и ходить умеют! Было дело, правда, в старину, подперли к самому Тыну, чтобы его, значит, свалить. Хоббиты им спуску не дали — порубили прорву да и сожгли в кострище. К востоку от Тына и сейчас Проплешина выжжена. На Тын они больше не лезли, но и любви к хоббитам у них после этого не прибавилось.

— А кроме деревьев здесь что? — спросил Пиппин.

— В глуши, там, по слухам, всякие чудеса творятся, но сам не был, так что врать не стану. Но вот троп тут полно, а кто их протаптывает? Да и обманные они — сегодня в одно место выведут, завтра в другое, словно сами по лесу плутают. Была, правда, одна, вроде как постоянная, шла от прохода прямиком к Проплешине, ну и дальше на северо-восток… как раз, куда нам надо. Ею и двинем, коли не заросла.

Тропка по ту сторону тоннеля и впрямь нашлась, едва заметная, а как завела под полог леса, тут сразу и кончилась. Как оглянешься, позади темной стеной высится Тын, а впереди круговерть деревьев: и стройные, и корявые, и гладкие, и суковатые, многие покрыты мхом или лишайниками.

Хоббиты приуныли, кроме разве что Мерри.

— Ты бы тропу свою поискал, — бросил ему Фродо, — а то ведь и друг с другом растеряемся, и забудем с какой стороны Тын затынен.

Пони трусили между деревьями, стараясь не спотыкаться об узловатые корневища. Подлеска здесь не было и в помине. Пологий склон поднимался все выше, и по мере подъема все больше сгущалась чаща. Стояла полная тишина, лишь изредка с какого-нибудь листка срывалась капля. У всех путников нарастало ощущение того, что за ними наблюдают: недоброжелательно, если не сказать — враждебно. То один, то другой оглядывался через плечо или озирался по сторонам. Тропой и не пахло — напротив, создавалось впечатление, будто деревья нарочно преграждают им путь.

Первым не выдержал Пиппин.

— Да пропустите же! — неожиданно воскликнул он. — Я вам зла не хочу! Пропустите!

Звук его голоса заставил всех остановиться, но это и стало единственным откликом: лес поглотил крик без малейшего намека на эхо.

— Помолчал бы лучше, — заметил Фродо. — Тут, я гляжу, до добра не докричишься.

Он уже начинал сомневаться, правильно ли поступил, сманив друзей в этот странный лес. Мерри без устали вертел головой, но, похоже, дорогу знал ничуть не лучше, чем прочие. Что, разумеется, не укрылось от Пиппина.