Толкин Джон Рональд Руэл
Шрифт:
Мерри с Пиппином удивленно уставились на Фродо. Тот, не отрывая глаз от огня, вяло проговорил:
— Да много ли мне известно — лишь то, что Бильбо рассказывал. Гил-Гэлад, как я помню, был последним из великих эльфийских властителей Средиземья. Имя его на их языке означает «Звездный Светоч». Вместе с Элендилом, другом эльфов, он отправился в…
— Не надо об этом, — перебил его Бродяжник. — Этак недолго и беду накликать. Вот доберемся до Разлога, там вы услышите эту историю полностью.
— Нельзя эту, так расскажи другую, — попросил Сэм. — Что-нибудь про эльфов, из древнего. Про них слушаешь, вроде и темень не так пугает.
— Ладно. Я спою вам о Тинувиэль. Спою как смогу: песнь эта прекрасна, но и грустна, как большая часть преданий Средиземья, а целиком ее помнит разве что один Элронд. Но послушайте, может, она вас приободрит.
Был зелен лес и зелен лог, Где лунный зонтик в полумгле Расцвел — то был дурман-цветок, — И ночь сияла ясная; Там танцевала на земле Тинувиэль, трубя в рожок, Звездой сверкая в лунной мгле, Бессмертная, прекрасная. А Берен шел издалека, Он был в горах, где сквозь леса Течет эльфийская река, Широкая и быстрая; И вот он видит: чудеса! Звезда в листве! и так близка! И на плаще ее роса, Как звезды, серебристая. Усталость прочь, унынье прочь! Звезда сияет для него! И вот пустился он сквозь ночь К мерцающему пологу; Она ж, спасаясь от него, Танцуя, ускользнула прочь, Опять оставив одного Бродить в лесу и по лугу. То слышит он ее рожок, То в кроне липы видит свет, То шепоток, то шорох ног, Где ходы потаенные; Но лес стал сед и луг стал сед, Вздохнув, увял дурман-цветок, Рожок умолк, и сгинул свет, И дни пришли студеные. Бродил в лугах он и в лесах, Шурша листвой минувших лет, Пока сияла в небесах Меж звезд луна морозная; Тинувиэли нет как нет, И лишь порою в небесах Мелькал то след, то тень, то свет Или фигурка звездная. Зима прошла, пришла весна, Звенят ручьи, и снова тут Поет и кружится она — Едва земли касается; У ног ее цветы цветут, И в свой рожок трубит она, И Берен снова тут как тут: «Пойдем со мной, красавица!» Она — бежать, и он за ней: «Тинувиэль! Тинувиэль!» — Так по-эльфийски «соловей» Звучит — как трель рассветная; И слышать это имя-трель Столь странно сладко было ей, Что вдруг сдалась Тинувиэль, И стала дева смертная. Ей Берен заглянул в глаза И увидал: в тени ресниц Горит небесная слеза То звездная, то лунная, Эльфийский смех — как блеск зарниц, Бессмертья мудрость — как слеза, Тинувиэль из всех юниц Древнейшая и юная. Нелегкий путь они прошли Вдвоем из края в край земли, Огонь, железо, медь прошли, Прошли края бессветные; Моря меж ними пролегли, Но снова встретились вдали, И умерли, и в прах легли — Счастливые, бессмертные.Закончив, Бродяжник вздохнул и пояснил:
— Такие песни эльфы называют «анн-теннат», переводить их на Общее Наречие очень трудно, и то, что вы слышали, — лишь слабое эхо истинного звучания. А повествует она о встрече смертного воителя Берена, сына Барахира, с прекраснейшей девой Средиземья, дочерью эльфийского короля Тингола Лютиэн Тинувиэль. В сравнении с ее лучезарной прелестью меркли даже звезды, сиявшие над тогда еще юным миром. В ту пору в Ангбанде, на севере, царил Великий Враг, у коего сам Саурон Мордорский обретался всего лишь в подручных. Эльфы Запада пошли на него войной — они вернулись в Средиземье, дабы отбить похищенные у них Сильмарилы. Праотцы людей поддержали эльфов, но Враг все же одолевал. В одном из боев пал Барахир, а чудом спасшийся Берен, преодолев Горы Ужаса, попал в лес Нелдорет, в сокрытое владение Тингола. Там, на лугу, рядом с зачарованной рекой Эсгалдуин, узрел он Лютиэн, кружившуюся в танце, и нарек ее Тинувиэль, что на Древнем Наречии означает «соловей». Множество бед выпало на их долю, долгой была их разлука. Тинувиэль вызволила Берена из мрачных застенков Саурона, и вместе они не только перенесли страшные испытания, но даже смогли сорвать с железной короны Врага ярчайший, великолепнейший из трех Сильмарилов. Он был вручен Тинголу как выкуп за невесту.
Однако же Берен не устоял перед явившимся от Врат Ангбанда Великим Волком и умер на руках Тинувиэль. Тогда и она избрала участь смертной, дабы последовать за ним. Если верить преданиям, то они повстречались за Разлучающими Морями, вернулись в нашу юдоль и долго еще бродили рука об руку, покуда не покинули этот мир навсегда. Так вышло, что Лютиэн Тинувиэль оказалась первой умершей из эльфийских дев — не убитой, а именно умершей. Но в жилах ее потомков струится кровь и людей, и эльфов, великих героев и великих владык. Говорят, что род этот не пресечется вовеки. Элронд, властитель Разлога — потомок этого союза. Ибо от Берена и Лютиэн родился Диор, наследник Тингола, а его дочерью была Светлая Элвинг, на которой женился Эарендил. Тот самый Эарендил, что с блистающим на челе Сильмарилом увел свой корабль из туманов мира в океан небес. Люди Запада — его потомки.
Бродяжник продолжал рассказывать, а хоббиты неотрывно смотрели на его странно преобразившееся лицо. Глаза Следопыта сияли, голос звучал величественно и властно. Его чело венчал бледный свет медленно поднимавшейся над Выветренью луны, в блеске которой таяли ночные звезды.
История подошла к концу. Хоббиты стали ежиться и потягиваться.
— Гляньте-ка, — сказал Мерри. — Луна высоко, уже поздно.
Остальные непроизвольно подняли глаза и все как один увидели черное пятнышко на фоне лунного света. Никто этим особо не обеспокоился: камень, наверное, торчит, что же еще?
Сэм и Мерри поднялись и отошли размять ноги. Фродо с Пиппином остались возле огня: оба сидели молча. Бродяжник присматривался к игре света и теней на вершине горы.
Все вроде бы было тихо, бояться ничего, но Фродо почему-то почувствовал, как его сердце сжимают ледяные тиски страха. Он подался к огню. И тут подбежал Сэм.
— Страшно мне, сударь, — оповестил он. — Хоть убей, страшно, и все. Хоть убей, из лощины ни за что не высунусь. Там вниз по склону какая-то нечисть лезет.
— Ты что-то видел? — воскликнул Фродо и вскочил на ноги.
— Какое там видел, сударь, — пробормотал Сэм. — Мне и смотреть-то боязно. Но лезет, точно говорю — лезет.
— Я видел, — встрял подошедший следом за ним Мерри. — Может, конечно, и почудилось, но… Там на вершине, под луной, черные тени. Движутся, похоже, к нам.
— Все к костру! — скомандовал Бродяжник. — Спиной к огню, в руки головешки, да подлиннее!
Едва дыша, хоббиты вглядывались во тьму. Тишину ночи не нарушало ничто: ни звук, ни движение. Фродо едва сдерживался, ему хотелось кричать.
— Тихо! — шепнул Бродяжник, словно уловив его мысли.
— Что это?! — воскликнул в тот же момент Пиппин.
Они скорее ощутили, чем увидели, как над краем лощины поднялась тень — и не одна. Сомнений не было, на травянистом гребне высились три черные, словно дыры в черноте ночи, фигуры. Фродо почудилось, будто он слышит змеиное шипение, повеяло леденящим холодом. Потом сгустки тьмы качнулись вперед.
Охваченные всепоглощающим ужасом, Мерри и Пиппин повалились ничком. Сэм прижался к Фродо. Того и самого била дрожь, но вместе со страхом он ощущал непреодолимое, жгучее желание надеть Кольцо. Он помнил и о предупреждениях Гэндальфа — все помнил, но противиться этому зову не было никаких сил. Фродо не думал о спасении, не думал, поможет ему это или, наоборот, навредит. Он лишился воли, ему не повиновался даже язык. Закрыв глаза, хоббит попытался сопротивляться, но куда там… Он потянул за цепочку и медленно надел Кольцо на указательный палец левой руки.