— Прошу вас, не надо, — говорила Анни.

В Вене я стоял и смотрел, как евреев на улицах ставили на колени.

— Не надо, — повторяла она, когда жандарм сильнее прижимал ее к себе.

В Вене, стоя в толпе, я наблюдал, как евреев принуждали мыть мостовые зубными щетками, и был так же беспомощен спасти их, как и сейчас.

— Один поцелуй, — требовал жандарм.

— Позже, — ответила Анни, — внизу.

— Если поцелуешь меня, — сказал он, — я не вернусь сюда.

Я слышал неясное бормотание, когда они спускались по лестнице. Она заботливо уводила его, оберегая меня, в то время как это я должен был бы защищать ее.

Тяжело дыша, борясь со страхом и тошнотой, я дополз до кровати, повалился на нее и замер, обессилев. Анни спасла меня, думал я. Она обладала хорошо развитой интуицией, не по возрасту большим жизненным опытом и к тому же была храбрее меня, и я понял, что пришло время уходить и не подвергать ее больше опасности.

Чуть позже Рашель Фрайермауер сняла замок с двери. Анни отдыхает в своей комнате, сказала она. Я поделился, что слышал шум, но не стал вдаваться в подробности.

Позже, когда я увидел Анни, мы крепко обнялись. Ни слова, ни намека о том, что я видел и слышал.

— Лео, — сказала она после долгого молчания, — ты понимаешь, что это значит. Тебе нельзя больше оставаться в Котре. Они найдут тебя и арестуют. И нас вместе с тобой.

Найденных накануне евреев задержали и отправили в Дранси. Отец Анни тоже согласился, что мне пора бежать. Я вернулся на чердак и стал ждать вечера. Время тянулось бесконечно. Замок опять висел на двери. «Иди назад в Баньер, — сказал Йозеф Фрайермауер, — и найди там Менделя Спиру». Спира получил временную отсрочку благодаря тому, что с ними жила парализованная родственница.

— У Спиры, — сказал восхищенно Йозеф, — всегда были связи.

Я вынужден был идти пешком, так как вокзалы кишели жандармами. Дойти туда можно было за день. Все это означало прощание с Фрайермауерами, и на этот раз у меня было чувство, что я не вернусь к ним. Мы грустно поужинали вместе в последний раз. В Антверпене, когда я должен был идти в полицию, Йозеф был уверен, что я скоро вернусь. Теперь ни у кого из нас такой уверенности не было.

За последние два года мы стали одной семьей. И вот опять прощания, прощания, прощания… Женщины рыдали, мы с Анни обнялись напоследок так крепко, как никогда прежде.

Когда стемнело, я пошел вниз по холмистой улице, махнул еще несколько раз на прощание, пока не потерял их из виду. Дорога была темная и пустынная. Мне нужно было преодолеть километров пятьдесят, и никто не ждал меня. Вот удивится Спира, думал я, если меня, конечно, не арестуют в пути. Темнота была моим союзником, скрывая от всех, но она же морочила меня, разыгрывая шутки. Формы и расстояния представали в искаженном виде. Ветви деревьев, превратившись в паучьи лапы, тянулись ко мне. Сможет ли дух отца найти меня в такой темноте? Вдали, на обочине дороги, куст стал похож на человека. Чем ближе я подходил, тем больше, казалось, он отдалялся. Мало-помалу мне стало жутко.

Вблизи маленького городка Пьерфит-Несталас я отдохнул, спрятавшись в кустах. Следующий раз, устроившись отдохнуть в безопасном месте на краю поля за кустарником, я заметил вдали мерцающий свет. Приближались два оживленно разговаривавших жандарма на велосипедах. Затаив дыхание, я прятался за кустами, пока не исчез вдали красный свет задних фар их велосипедов. Немного поспав, я отправился дальше. На рассвете я добрался до Лурда и, увидев большое дерево позади придорожного ресторана, решил еще раз передохнуть.

Я был голоден и съел бутерброд, который положила мне в дорогу Рашель. На дне пакета я нашел записку от Анни. «Мысленно я с тобой», стояло там. Она желала мне счастья и выражала надежду на будущую встречу. Я вспомнил прошедшее утро, вспомнил, как Анни рисковала собой ради меня. Душа моя разрывалась на части, и я все пытался представить себе ее лицо. Я шел около часа, когда услышал позади приближающуюся повозку. Молодой фермер ехал в направлении Баньера.

— Откуда идете? — спросил он, когда я залез в повозку. Он был в берете, во рту у него на месте переднего зуба зияла дыра.

— Из Лурда, — соврал я. К счастью, по пути к городу он не задал больше ни одного вопроса.

Поздним утром я добрался к Спирам. Большие железные ворота на двух бетонных колоннах вели в сад. Вспоминая, как мы по ночам слушали здесь радио, я надеялся, что Спиры приютят меня хотя бы на короткое время.

Соседка Спиров мадам Леруа, француженка, католичка, живущая вместе со своим четырехлетним сыном, была порядочным человеком. Ее муж был военнопленным. Я позвонил к Спирам, ожидая увидеть за дверью дружеские лица.