Юра больше не переходил Палагне дорогу. Однако ее мысли все чаще обращались к нему. С любопытством, охотно прислушивалась Палагна к рассказам о его силе и удивлялась как много он может, этот горячий Юра, который не видел никого лучше Палагны! Он был могучий, сильный, все знал. От его слова вмиг гибла скотина, сох и чернел, как дым, человек; он мог наслать смерть и подарить жизнь, разогнать тучи и остановить град, огнем черного глаза испепелить врагов и зажечь в женском сердце любовь. Он был земным богом, этот Юра, хотевший Палагну, простиравший к ней руки, в которых он держит силы мира.

Иногда ей было жаль коров и мужа, они все таяли, как туман, на мгновенье оседавший на пихтах. С тоской она шла на царынку под бук и там чувствовала на своей груди теплое дыхание Юры, железные его пальцы. Она стала бы его любовницей, если бы он появился в эту минуту.

Но он не появлялся...

Был знойный день. Игрец ушел во мглу. Над землей стоял пар, а от Черногоры беспрестанно бежали тучи и лились дожди, освещенные с одной стороны солнцем. Так парило, что Палагна ни за что не полезла бы на вершину, если бы не приснился ей сон, предвещавший скотине недоброе. Она хотела проведать коров в лесу. Вокруг нее горы дымились во мгле, словно закипели горные потоки, и от них валил пар. Внизу шумел Черемош. Ему жестко было лежать на скалах, и он перескакивал с камня на камень. Но едва успела Палагна взобраться наверх, как с Черногоры махнул крылом ветер и закачались деревья. «Не было бы бури» — подумала она и обратилась лицом к ветру. Ну, так и есть... Там клокотала тяжелая сине-белесая туча. Казалось, сама Черногора поднялась в небо, готовая опуститься на землю и все раздавить. Ветер бежал впереди нее и расталкивал пихты, а горы и долины почернели сразу, как после пожара. Нечего было и думать идти дальше. Палагна спряталась под шатром пихты. Пихта скрипела. Издалека мягко катился гром; тени стремительно бежали по горам, смывая краски, а высокие пихты сгибались вдвое на далеких вершинах. «Еще град выпадет»,— пугалась Палагна, плотно запахивая безрукавку.

А над головой уже шумело. Там, на Черногоре, где-то по замерзшим озерам колдуны кололи лед, и души казненных собирали его в мешки и мчались с ними по тучам, чтобы рассыпать лед над землей. «Погибнут покосы, засыплет их льдом, и заплачет голодная скотинка»,— думала горько. Но не успела окончить мысли, как ударил гром. Зашатались горы, пихты склонились до самой земли, земля поднялась, и все завертелось в вихре. Палагна едва успела ухватиться за ствол и, словно сквозь туман, увидела вдруг, как карабкался на гору какой-то человек. Боролся с ветром, расставлял ноги, хватался руками за камни и все лез наверх. Вот уже он близко, согнулся вдвое, бежит и, наконец, стал на вершине. Палагна узнала Юру.

«Наверно, за мной...» — испугалась Палагна.

Но Юра, по-видимому, ее не заметил.

Стал лицом к туче, одна нога вперед, и скрестил руки на груди. Запрокинул бледное лицо и вонзился хмурым глазом в тучу. Стоял так долгое мгновенье, а туча шла на него. И вдруг резким движением он бросил кресаню на землю. Ветер сейчас же сдул шляпу в долину и подхватил длинные волосы Юры. Юра тогда поднял к туче палку, которую держал в руке, и крикнул в синее клокотанье:

— Стой! Я тебя не пускаю!..

Туча подумала немного и метнула в ответ огненную стрелу.

— Ой! — закрыла Палагна глаза рукой, когда рассыпались горы.

Но Юра твердо стоял, и кудри извивались над его головой, как змеи в гнезде.

— Ага! Ты так! — крикнул Юра туче.— Тогда я сотворю заговор. Я заклинаю вас, громы великие и малые, тучи и облака, я приказываю тебе, непогода, уходи налево, на леса и воды... Иди, разлетись, как ветер по свету... Разбейся и рассыпься, силы твоей тут нет.

Но туча только презрительно моргнула левым крылом и начала поворачивать направо, к царынкам.

— Несчастье! — сжала руки Палагна.— Начисто погубит сено...

Однако Юра не думал сдаваться. Он только больше побледнел, только потемнели его глаза. Когда туча двигалась направо — и он шел направо,— туча — налево, и он — налево. Он бегал за нею, борясь с ветром, размахивая руками, грозил палкой. Он вился, как вьюн по горе, заставляя тучу повернуть, мерился силой с нею, спорил... Вот-вот, еще немного, еще с этого края... Ощущал в груди силу, метал глазами молнии, вздымал руки в небо и творил заклинанья. Ветер развевал на нем безрукавку и хлестал его грудь, туча ворчала, расплескивала гром, била в глаза дождем, вздрагивала над головой, готовая упасть, а он, весь в поту, едва переводя дыханье, метался по вершине в неистовстве, страшась потерять последние силы. Чувствовал, что уже слабеет, что в груди пусто, что буря рвет голос, дождь заливает глаза, туча побеждает, и уже с последним усильем поднял к небу короткую палку:

— Стой!..

И туча внезапно остановилась. Удивленно подняла край, встала, как конь, на дыбы, заклокотала от скрытого гнева, отчаяния, бессилия и уже просила:

— Пусти! Куда мне деться?

— Не пущу.

— Пусти! Погибаем! — жалобно кричали души, сгибаясь под тяжестью переполненных градом мешков.

— Ага! Теперь ты просишь!.. Я тебя заклинаю, ступай в безвесть, в пропасть, где конь не ржет, корова не мычит, овца не блеет, куда ворон не долетает, где христианского голоса не слыхать... Туда отпускаю тебя...

И удивительное дело — туча подчинилась, покорно повернула налево и развязала мешки над рекой, засыпав частым градом каменный берег. Белая завеса закрыла горы, а в глубокой долине что-то клокотало, ломалось, глухо шумело. Юра упал на землю и тяжело дышал.

А когда солнце разорвало тучу и мокрые травы вдруг улыбнулись, Юра словно сквозь сон увидел, что к нему бежит Палагна. Она вся приветливо сияла, как солнце, склонясь над ним, взволнованно спрашивая:

— Не случилось ли с тобой, Юрчик, чего злого?