Возможная поддержка Россией борьбы сербов против турок не могла не отразиться на положении Греческой православной церкви, которая в это время существовала в относительно стабильных условиях и даже пользовалась некоторыми правами экстерриториальности в Османской империи. Греческие иерархи опасались возможных гонений со стороны турецких властей. Была и вторая, более прозаическая, но не менее важная причина страшиться второго брака Василия III.

После падения Константинополя под ударами турок в 1453 году Россия как православная держава считалась преемницей Византии. Эта преемственность была частью официальной политики Москвы и была закреплена браком между Иваном III и Софьей Палеолог, наследницей византийских императоров. Русская православная церковь, несмотря на свою фактически полную независимость, признавала почетное первенство Константинопольской патриархии, и наибольшая доля пожертвований, которые московские государи посылали православным единоверцам, томящимся под властью османов, поступала греческим монастырям. Теперь же ситуация могла измениться, и поток русских благодеяний мог пролиться на Сербскую православную церковь в ущерб Греческой.

В своем неприятии второго брака Василия III греческие священнослужители перешли границу всех приличий. Афонский старец Максим Грек, кстати, живший в то время в России, написал послание к турецкому султану, в котором призывал его начать войну против России.

В подобной ситуации рожденный Соломонией ребенок был сильным козырем в руках прогречески настроенных священнослужителей, которых в России было немало. Именно они могли организовать фальшивое погребение в суздальском Покровском соборе и достаточно надежно спрятать мальчика от людей великого князя. С большой долей вероятности можно говорить о том, что и сам Василий III прекрасно знал, что Соломония родила от него сына. Ведь мог же он заявить, что Соломония согрешила, будучи монахиней, и родила ребенка неизвестно от кого. Но великий князь не пытался обвинить жену в прелюбодеянии и нарушении монашеских обетов. Очень вероятен сговор, своего рода полюбовное соглашение между Василием III и прогречески настроенными епископами. Великий князь обещал не лишать своих благодеяний Греческую православную церковь, а монахи объявляли Георгия умершим. В таком случае царственный ребенок оставался в руках монахов в качестве залога выполнения Василием III своих обязательств. Тогда понятно отсутствие отчета второго посольства, посланного в Суздаль для выяснения обстоятельств рождения Соломонией сына. По вполне понятным причинам отчет был уничтожен по приказу Великого князя. Ребенка же, вероятно, позже вывезли из России и скрыли в одном из греческих монастырей. Очевидно, что Георгию в России угрожала большая опасность, особенно после того, как в 1533 году на русский престол взошел малолетний Иван IV, и власть фактически оказалась в руках Елены Глинской, ее фаворита Оболенского и боярского опекунского совета.

Можно только предполагать, сколь долгую жизнь прожил Георгий. Дожил ли он до смерти своего племянника Федора Ивановича, до восшествия на русский престол Бориса Годунова? Георгию в это время могло быть 73 года. Возраст весьма преклонный, до которого в те времена доживал не каждый. Но, судя по всему, он так никогда и не решился предъявить свои права на русский престол.

(Новое прочтение старого судебного дела)

Само появление на свет царевича Дмитрия Иоанновича было сопряжено с обстоятельствами, обещавшими ему нелегкую судьбу. У царя Иоанна Васильевича Грозного не оказалось достойного наследника. Непригодность к царствованию его незлобивого, богомольного сына Федора была столь очевидна, что еще при жизни Иоанн Васильевич назначил при будущем царе регентский совет из пяти вельмож, связанных с царским домом родственными узами. В числе их были Иван Мстиславский, Иван Шуйский, Никита Юрьев и Борис Годунов, который после смерти Грозного стал единоличным правителем России при слабохарактерном монархе.

Столь непростая сама по себе ситуация осложнялась тем, что у царя Федора был полуторагодовалый сводный брат Дмитрий, который жил в назначенном ему для проживания Угличе вместе со своей матерью Марией Нагой — шестой или седьмой женой Иоанна Грозного. Хотя они и были обвенчаны, брак их с точки зрения Русской православной церкви не мог считаться законным, и Дмитрия, строго говоря, следовало бы считать незаконнорожденным и именовать не царевичем, а лишь удельным угличским князем.

К этим внешним предвестникам драматической судьбы добавлялись и внутренние: царевич отличался неустойчивым, переменчивым характером; бывал то чрезмерно агрессивен, то чрезмерно ласков, даже прилипчив к окружающим его близким людям. И в дополнение ко всему страдал тяжелейшими приступами эпилепсии, как тогда говорили, "черной немочи", или "падучей".

О том, что произошло в этот день в Угличе, большинство из нас наслышано благодаря пушкинскому "Борису Годунову" и пьесам Алексея Константиновича Толстого. Немало писали об этом и историки, разработавшие три основные версии угличской драмы. Согласно первой версии, царевич погиб от несчастного случая, наткнувшись на нож во время эпилептического припадка. По второй — он был убит московскими служивыми людьми по тайному приказу Бориса Годунова. По третьей версии, абсолютно лишенной исторического обоснования, царевича пытались убить, но он спасся. В 70-х годах прошлого века появилась четвертая версия: историк Владимир Кобрин доказывал, что царевич Дмитрий был убит по приказу Годунова, но наемники, зная об обострении эпилепсии у царевича, дали намеренно ему в руки нож во время игры в "тычки" и спокойно ждали, когда во время припадка он сам лишит себя жизни, избавив их от "грязной работы". Наиболее вероятным убийцей, вручившим ребенку-эпилептику нож, Кобрин считал мамку царевича Василису Волохову. Однако при внимательном рассмотрении становится ясно, что все четыре версии могут оказаться абсолютно несостоятельными…

В ночь на 17 мая 1606 года над Москвой загудел набат. Разбуженные москвичи толпами устремились в Кремль; то здесь, то там мелькали мрачные лица стрельцов и ратных людей. Раздавались крики: "В Кремле пожар!", "Бояр режут!", "Долой самозванца!"… Иноземные алебардщики, попытавшиеся оттеснить толпу от входа в царские покои, были мгновенно смяты, и возбужденные люди ворвались во дворец. Спасаясь бегством, царь выпрыгнул из окна во двор, но ему не повезло: при падении он сломал ногу, разбил голову и грудь. Снова втащенный в покои, он был застрелен из пищали, и толпа сомкнулась над трупом. Его били палками, пинали. "Ишь, латынских попов навез в Москву!" "На полячке женился!" "Казну московскую вывез!"

На привязанной к ноге веревке труп вытащили на Красную площадь и бросили на потеху толпе, а тем временем в городе началось побоище. Еще накануне были помечены все дома, в которых расположились поляки, и теперь началось повальное истребление иноземцев. Наутро на улицах и площадях столицы было подобрано более трех тысяч убитых поляков и переметнувшихся на их сторону москвичей. Тело же самого царя три дня провалялось на площади, после чего его зарыли, но через неделю снова выкопали, изрубили на куски и сожгли. Пеплом зарядили пушку и выстрелили из нее на запад, в сторону Польши" откуда пришел этот злосчастный царь…