Я, увы, с небольшим оптимизмом смотрю в будущее: скорее всего, теракты (и захваты заложников) будут повторяться. А значит, и угодившие под них люди, и общество в целом будут испытывать стресс. А в ситуации стресса будут действовать по принятому лекалу.

Так вот: таких поведенческих стандартов сегодня несколько, и советский – один из самых привычных, распространенных, но и самых опасных.

Когда «старшие» требуют: «Прекратите хаять прошлое, глумиться над историей отцов и дедов!» (вариант: «Возьмите из прошлого самое лучшее, ведь не все плохо было!») – то, по сути, пытаются сохранить старую социальную кальку.

Это тип поведения, при котором человек абсолютно отчужден от власти: неважно, признает он себя с мазохистским восторгом ее рабом («Да, пусть государство меня использует!», – как с восторгом заявила мне однажды девушка из современных комсомольцев) или врагом: разницы между глупой девушкой и бородатым демократом я нимало не вижу.

А жизнь, при которой люди настроены на стопроцентное, абсолютное отчуждение от власти, при любом обострении неизбежно загоняет в тупик, выход из которого – либо подвиг и чудо, либо отчаяние и социальное самоубийство. Люди, которые сегодня доказывают себе, что операция в Театральном центре была проведена по худшему сценарию, что нужно было по-другому, что виновных среди силовых структур не найдут и не накажут – это люди как раз такого, самоубийственного склада. Калька их поведения безумна и безумно непрактична: в самом деле, если ты живешь в стране с людоедской властью, где от тебя ничего не зависит, то лучше не жить (запятая: а существовать, потихоньку вымогая у власти мелкие блага…).

Обратите внимание: и демократы образца 90-х, и те, кто называет их «дерьмократами» равно убеждены в каком-то неповторимом, особом, уникальном пути развития России. Если нет выхода, остается культивировать уникальность ситуации. Мы не такие, как все. Мы гораздо хуже (тоталитарнее, коррумпированнее, непрофессиональнее, лживее) или лучше (душевнее, щедрее, соборнее, духовнее) – но не такие.

Между тем базовый постулат и отправная точка в социальном поведении «младших» – то, что мы более или менее такие, как все. По крайней мере – в рамках конфликта цивилизаций. Мы по одну сторону горы с Германией, Францией, Израилем, США, Японией, то есть с цивилизацией евроамериканской. Для принадлежности к ней не важны ни национальность, ни вероисповедание, ни гражданство: нас объединяет убежденность, что свобода других не ограничивается ничем, кроме нашей свободы. А раз жизненный принцип общий, то общим становится и отношение к власти: она есть часть нас, и мы есть часть ее, как бы скверно она (и мы) свои функции ни выполняли.

Установка «младших» – очень практичная установка. Признавая тождество жизненных принципов внутри цивилизации, она позволяет копировать технологии жизни, в том числе – и в экстремальных ситуациях. Это «старшие» презрительно смеются над средним американцем, который для замены лампочки вызывает электрика и «стучит» в полицию, увидев неправильно запаркованный автомобиль. А «младшие», копируя технологию, доверяют специалистам (зачем ставить свою жизнь под угрозу удара электротоком?) и полагают, что соблюдение закона – это общая обязанность.

Практичность и обкатанность технологий жизни, принятых в западной цивилизации, дает «младшим» невероятную фору перед «старшими», поскольку не маскирует тупики, но указывает пути выхода из них – или более или менее комфортного в них обустройства. На вопрос «что делать?» дается конкретный ответ применительно к личному поведению, а не формулируется общий призыв в пространство («Найти виновников случившейся трагедии и наказать!», «Применить в Чечне стратегическую авиацию!», «Начать переговоры с Масхадовым!»).

Что делать нам после 23 октября 2002 года?

Я не уверен, что первостепенной важности навык, которым предстоит овладеть, – это привычка сообщать власти обо всех подозрительных людях, явлениях, автомобилях, сумках, не испытывая стыда за пресловутое «сгукачество». Хотя бы потому, что мы не так часто сталкиваемся в своей жизни с подозрительным.

Но мне кажется важным, например, научиться страховать свою жизнь. Это, увы, не снижает вероятность стать жертвой террора (или просто жертвой жизни), но сильно ослабляет стресс, добавляя душевного спокойствия: ведь даже в худшем варианте ты защитишь близких от нищеты. Это западный, европейский, американский вариант понимания ответственности перед теми, кто зависит от нас, в противовес неосоветскому: «Я больше ни одной страховой конторе не верю!» (Не веришь? Почитай обзоры, выйди на сайты, прими участие в форуме. Нет доступа в интернет? Иди в интернет-кафе. Боишься? Так ругай себя, а не страховщиков!)

Мне кажется важным научиться не бояться психиатра, психотерапевта и научиться не считать заплаченный им гонорар напрасной тратой.

Мне кажется первостепенно важным научиться договариваться с такими же родителями, как и мы, о схеме найма и оплаты школьной охраны, перестав привычно ругать администрацию школы. Закон позволяет создать при любом учебном заведении попечительский совет, контролирующий абсолютно все – от набора учебных дисциплин до прохождения финансовых потоков: вот вам делегированная власть, и если она не реализована, то негодяев ищите не в РОНО и не в Кремле, а в собственной квартире.

Мне кажется важным научиться пользоваться имеющимся у нас правом организовывать (и защищать) свою жизнь именно на этом первичном уровне, уровне подъезда, двора, школы, жилтоварищества, community. В русском языке, заметьте, отсутствует этот термин. Но пока «старшие» глупо борются за посконную чистоту русского языка, «младшие» мудро насыщают его терминами, делающими понятными действие цивилизационных технологий.

В толпе выявить чужака, оценить степень его опасности для окружающих, связаться, коли надо, с силовыми структурами – крайне трудно. В community подобное поведение – норма.