Осси начала поднимать руку, чтобы проверить как оно – новое ее состояние – не обманывает ли?..

Начала и тут же замерла…

А из груди уже рвался истошный звериный крик. Рвался, но застревал где-то в горле холодным липким комом, а из перекошенного в ужасе рта истекал какой-то жалкий хриплый сип.

Рука…

Палец…

Кольцо…

Кольцо еще совсем недавно отлитое из непонятного металла похожего на почерневшее от времени серебро стало почему-то костяным, и череп, венчавший перстень, и зыркающий по сторонам своими ярко-желтыми глазищами, был теперь совсем как настоящий.

Мало того, перстень теперь являлся неотъемлемой частью пальца, произрастая прямо из него, а сам палец тоже был совершенно костяным, будто принадлежал он не молодой симпатичной девушке, а заурядному и уже немного пожелтевшему от времени скелету.

Ну и наконец, – это, наверное, чтобы совсем уже хорошо было, – заканчивался этот новый пальчик здоровенным и жутко острым когтем, которому позавидовал бы сам мастер Абатемаро, окажись он случайно поблизости. В общем, беда с маникюром приключилась…

Изменения эти непонятные и ужасные коснулись только безымянного пальца правой руки – того самого на котором перстень надет был, а всего остального, хвала Страннику, не затронули. В этом леди Кай довольно скоро убедилась, внимательно и придирчиво осмотрев себя всю. Абсолютно всю.

Хилависта, чувствуя, очевидно, ее настроение и понимая всю трагичность и пикантность момента от комментариев своих и дурацких возгласов воздержался.

То же и Хода.

В общем хранили соратники гробовое молчание, под руку не лезли и советами вперемежку с размышлениями своими не доставали, а потому и выжили, этот, без сомнения, тяжелый для всех кризисный момент благополучно преодолев.

Закончив осмотр, и удостоверившись, что кроме пальца с кольцом ничего в ней больше не изменилось, леди Кай немного успокоилась.

Нет, конечно, до полного спокойствия ей было как отсюда до Фероллы, но все-таки первый шок прошел и рвать и убивать все что под руку попадется уже не хотелось. А хотелось, как раз наоборот – спать. Наверное это была защитная реакция организма на только что пережитый шок, – апатия или что-то в этом роде. Но, как бы то ни было, а спать хотелось жутко.

Вот только Хода не дала. Истомилась она уже ожиданием:

«Ну? Чего молчишь? Как ты?»

– В порядке… – голос у нее то ли от всего пережитого, то ли от долгого молчания был хриплым, а во рту как-то горько. И пить хотелось. Осси потянулась к рюкзаку, глотнула тоника и повторила: – В порядке. Все хорошо…

И тут же получила град вопросов. Причем, сразу с двух сторон.

Они сыпались, повторяя и дублируя друг друга, уточняя, наслаиваясь и смешиваясь до полного бреда и несуразицы, но прекращаться, похоже, не собирались. А если к тому же учесть, что эхо, проснувшееся от такого базара, радостно подхватывало все Ташуровы выкрики и с удовольствием швыряло их в стену, откуда они возвращались почти сразу же, но искаженными до неузнаваемости, то нетрудно представить какое несказанное удовольствие получила леди Кай от общения со своими соратниками.

В общем, пришлось потратить часть жизни на то, чтобы рассказать Ходе и Ташуру все то, чему они свидетелями не были и быть не могли, а также то, что Хода пропустила по причине, впрочем, весьма и вполне уважительной.

За время этого рассказа, который как леди Кай не старалась, но коротким никак не получился, она успела не только выхлебать последние полбаклажки тоника, но и вполне прийти в себя. Так, что к тому моменту, когда история о ее приключениях в темном мире Слезы и слиянии с посмертным своим образом подошла к концу, она уже была в норме и готова была продолжать поход.

Оставив Ходу размышлять и анализировать полученную информацию, Осси быстро привела себя в порядок, тщательно упаковала понаделавшую столько дел Слезу и принялась собирать вещи.

Все это время хилависта беспрестанно крутился под ногами, изображая кипучую деятельность, и отчаянно мешал. При этом рта своего он не закрывал ни на миг, молотил всякую чушь и нес полный вздор, а под конец договорился до того, что вполне готов отправляться в путь, чтобы причинять добро и наносить справедливость всему, что движется и встает на их пути к заветной цели. Как все это у него голове укладывалось и увязывалось, Осси не поняла, но и спрашивать на всякий случай не стала.

Хода, тем временем, разложила все услышанное по полочкам, осмыслила и, похоже, даже к выводам каким-то пришла:

«Можно тебя?»

– Да, – Осси как раз закончила застегивать рюкзак и повернулась к ней.

«Ты сядь, – голос Ходы, равно как и начало разговора хорошего ничего не сулили. – Сядь, поговорить надо».

– Что? – Осси посмотрела по сторонам, выбрала место посуше и опустилась на пол. – Что случилось?

«Да, ничего, – усмехнулась Хода. – Ничего, если не считать того, что ты со своим посмертным образом встретилась. Да не просто встретилась – это бы еще ладно… Хотя, честно тебе скажу: не слыхала я про такое. Не доводилось как-то никому еще… А ты, вот, не просто встретилась, а еще и слиться с ним умудрилась. И не по своей, причем, воле, заметь. А это значит…»