Адам качает головой. – У меня такое ощущение, будто оно сжимается. – Это пройдет.

Но по его лицу пробегает тень испуга.

Зои сверлит его взглядом: – А ты не переборщил с дозой? – Нет! Все будет хорошо, просто ей нужно подышать.

Но в его голосе слышится сомнение. Наверняка он думает о том же, о чем и я, – что я не такая, как все, мой организм реагирует по-другому и, может, зря я попробовала грибы. – Пойдем на воздух.

Я поднимаюсь, и Адам ведет меня по коридору к двери. – Подожди на крыльце, я принесу тебе куртку.

Фасад дома в тени. Я стою на крыльце, стараясь дышать глубже и не впадать в панику. От крыльца идет тропинка к подъездной дорожке, на которой стоит машина мамы Адама. По бокам тропинки растет трава. Почему-то сегодня она выглядит не так, как всегда. Дело не только в цвете: она короче, чем обычно, и торчит, как щетина на бритой голове. Чем дольше я смотрю на дорожку, тем больше убеждаюсь, что на крыльце и на дорожке безопасно, но трава таит угрозу.

Я вцепляюсь в дверной молоток, чтобы уж наверняка не соскользнуть в траву, и в это мгновение замечаю, что в двери дырка, похожая на глаз. Все круги и завитушки в деревянной двери сходятся к этой дыре, и кажется, будто дверь соскальзывает внутрь самой себя, закручиваясь и снова раскручиваясь. Круги движутся медленно и плавно. Я долго не могу оторвать от них глаз. Потом упираюсь взглядом в дыру, но там ничего не видно; я захожу в дом, закрываю дверь и смотрю в дыру с другой стороны. Мир отсюда кажется другим; подъездная дорожка вытягивается в ниточку. – Как твое горло? – спрашивает появившийся в коридоре Адам и протягивает мне куртку. – Ты когда-нибудь смотрел сквозь эту дыру? – У тебя огромные зрачки!-замечает он. – Лучше пойдем-ка на улицу. Надевай куртку.

Это парка с капюшоном, отороченным мехом. Адам застегивает молнию. Я чувствую себя маленьким эскимосом. – А где твоя подружка?

Я недоумеваю, о ком он спрашивает, потом вспоминаю о Зои, и меня переполняет нежность. – Зои! Зои!-зову я. – Иди посмотри!

Улыбаясь, Зои приближается ко мне по коридору; взгляд ее глубок и темен, как зима. – Какие у тебя глаза!-ахаю я.

Зои изумленно вглядывается в меня: – И у тебя!

Мы таращимся друг на друга, пока не соприкасаемся носами. – Там на кухне коврик,- шепчет она. – В нем целая вселенная. – И в двери. Если смотреть сквозь нее, вещи меняют форму. – Покажи. – Извините, – перебивает Адам. – Не хочу портить вам удовольствие, но, может, вы хотите прокатиться?

Адам достает из кармана ключи от машины и показывает нам. Чудо, а не ключи!

Он оттирает Зои от двери, и мы выходим из дома. Адам наводит ключ на машину, и та приветственно пищит. Я спускаюсь с крыльца, осторожно ступаю на тропинку, предупредив Зои, чтобы она делала так же, но она меня не слышит. Она танцует на лужайке: похоже, ей хорошо. Наверно, ей все видится иначе.

Я сажусь на переднее сиденье рядом с Адамом, Зои забирается назад.

Минуту мы сидим молча, потом Адам любопытствует: – Ну, что скажете?

Но я ничего ему не рассказываю.

Я замечаю, как заботливо он касается руля, словно кормит с рук какое-то диковинное животное. – Люблю эту машину, – признается он.

Я понимаю, что он имеет ввиду. Мы сидим в салоне, словно внутри дорогих часов. – Раньше она принадлежала моему папе. Мама не любит, когда я на ней езжу. – Тогда, может, останемся здесь? – выкрикивает с заднего сиденья Зои. – Будет классно!

Адам поворачивается к ней и медленно произносит: – Я вас куда-нибудь свожу.- Он поясняет:- Я просто хотел сказать, что мама этому не обрадуется.

Зои кладет ноги на сиденье и недоверчиво качает головой. – Эй, поаккуратней ботинками! – орет Адам.

Зои тут же садится и тычет в него пальцем. – Посмотри на себя! – говорит она. – Ты похож на собаку, которая собралась нагадить там, где нельзя! – Заткнись, обрывает ее Адам, и я изумляюсь, потому что не подозревала, что он способен прикрикнуть.

Зои откидывается на спинку сиденья. – Поехали уже, чувак, – бормочет она.

Я даже не заметила, когда он успел завести машину. Двигатель дорогого автомобиля работает неслышно. Но вот мы выезжаем по дорожке из ворот, скользим мимо домов с палисадниками, и меня охватывает восторг. Эта поездка откроет передо мной новые возможности. Папа говорит, что все свои лучшие песни музыканты пишут под кайфом. Значит, со мной приключится что-то удивительное. Я верю. И возьму это с собой в повседневную жизнь. Как священный Грааль.

Я опускаю стекло и высовываюсь по пояс в окно. Зои тоже. Ветер бьет мне в лицо. Я чувствую прилив сил. Я вижу то, чего раньше не замечала, вычерчиваю контуры чужих жизней. Симпатичная девушка во все глаза смотрит на своего парня и так многого от него хочет. Мужчина на автобусной остановке причесывается; чешуйки перхоти, мерцая, облетают, словно незнакомец оставляет на земле частичку себя. Рядом с ним, осознавая тщету и краткость всего сущего, заходится в крике ребенок.

– Смотри, Зои, – говорю я.

Я указываю на дом с открытой дверью. Мелькает прихожая; мама целует дочку. Девочка медлит на крыльце. Да я же тебя знаю, думаю я. Не бойся.

Зои почти вылезла на крышу машины: забралась ногами на сиденье и снаружи заглянула ко мне в окно. Она похожа на русалку на носу корабля.

– Лезь обратно в машину, черт тебя подери!- орет Адам. – И убери ноги с сиденья.

Оглушительно расхохотавшись, Зои юркает внутрь.

Этот отрезок дороги называется «Разбойничья миля». Папа всегда читает в местной газете о здешних происшествиях. Здесь частенько случаются грабежи; здесь гнездятся нищета и отчаяние. Но вот автомобиль набирает скорость; мы проносимся мимо незнакомых прохожих, и я замечаю, до чего красивы люди. Я знаю, что умру раньше, но все они постепенно последуют за мной.