В глазах Адама стоят слезы. Я вижу, как он плачет, и чувствую себя так, будто упала с небес на землю. – Тесса, – произносит Адам.

За его плечом в небе виднеется просвет; сквозь него доносится гулкое дребезжание спутника, от которого у меня зуб на зуб не попадает. Потом спутник исчезает, и остается только зияющая пустота.

Я прижимаю палец к губам Адама. – Не надо, – прошу я. – Ничего не говори.

– Я сижу в Интернете, – поясняет папа, указывая на свой ноутбук.. – Ты не могла бы расхаживать где-нибудь в другом месте?

Мерцание экрана отражается в стеклах его очков. Я сажусь на стул напротив. – Это меня тоже раздражает, – произносит папа, не поднимая взгляда. – То, что я здесь сижу?
– Нет.
– То, что я барабаню по столу? – Послушай, – перебивает меня отец, – я тут нашел врача, который разработал метод костного дыхания. Слышала о таком? – Нет. – Нужно представить, будто воздух, который ты вдыхаешь, окрашен в теплый цвет, вдохнуть его левой ногой, направить вверх по ноге до бедра и так же выдохнуть. И так семь раз, а потом повторить с правой ногой. Попробуешь? – Нет.

Папа снимает очки и смотрит на меня. – Дождь кончился. Может, возьмешь плед и посидишь в саду? Когда придет медсестра, я тебя позову. – Неохота.

Он вздыхает, надевает очки и снова утыкается в экран. Ненавижу его. Выходя из комнаты, я спиной чувствую папин взгляд и слышу тихий вздох облегчения.

Двери всех комнат закрыты, и в коридоре темно. Я на четвереньках поднимаюсь по лестнице, сажусь на верхнюю ступеньку и гляжу вниз. Темнота движется. Может быть, теперь я виду то, чего другим не видно. Например, атомы. Я прыгаю на попе вниз по лестнице и снова вползаю наверх; ковер приятно трет колени. В лестнице тринадцать ступенек. Сколько бы я их не пересчитывала, количество не меняется.

Я сворачиваюсь калачиком у подножия лестницы. Обычно тут садится кошка, чтобы об нее все спотыкались. Я всегда мечтала быть кошкой. Когда хочу, ласковой домашней, а когда и дикой.

В дверь звонят. Я крепче прижимаю колени к груди.

Из коридора выходит папа. – Тесса! – ахает он. – Ради бога!

Сегодня новая медсестра-широкая, как дирижабль. На ней клетчатая юбка из шотландки. Папа сконфужен. – Это Тесса, – поясняет он, указывая туда, где на ковре лежу я. – Она упала? – пораженно спрашивает медсестра. – Нет, она почти две недели не выходит из дома и от этого бесится.

Медсестра подходит взглянуть на меня. Когда она протягивает руку, чтобы поднять меня с пола, ее пышная грудь трясется. Руки у нее огромные, как теннисные ракетки. – Меня зовут Филиппа, – произносит медсестра, как будто это все объясняет.

Она ведет меня в гостиную, усаживает на диван и опускается напротив. – Значит, – говорит она, – сегодня ты себя чувствуешь не очень хорошо? – А как вы бы себя чувствовали на моем месте?

Папа бросает на меня предостерегающий взгляд. Я не обращаю на него внимания. – Одышка, тошнота? – Я принимаю противорвотное. Вы вообще читали мою историю болезни? – Извините ее, – просит папа. – У нее недавно побаливали ноги, а больше ничего не было. Сестра, которая приходила на прошлой неделе, сказала, что все хорошо. Кажется, ее звали Шан. Она знает наш курс лечения.

Я хрюкаю себе под нос. Папа старается говорить непринужденно, но со мной это не проходит. В прошлый раз, когда меня навещала Шан, он предложил ей поужинать, и выставил себя полным идиотом. – Мы стараемся устроить так, чтобы пациента посещал один человек, – поясняет Филиппа, – но это не всегда удается.

Она поворачивается ко мне, позабыв об отце и его печальной личной жизни. – Тесса, у тебя на руках синяки. – Я лазила на дерево. – Значит, у тебя понижены тромбоциты. Какие у тебя планы на эту неделю? – Мне не нужно переливания крови! – Все равно на всякий случай надо взять кровь на анализ.

Папа предлагает Филиппе кофе, но она отказывается. Шан бы согласилась. – У папы все из рук валится, поясняю я медсестре, когда отец,надувшись, уходит на кухню. – Он постоянно ошибается.

Медсестра помогает мне снять рубашку. – И что ты об этом думаешь? – Мне смешно.

Она достает из чемоданчика марлевый тампон и антисептический спрей, надевает стерильные перчатки и поднимает мне руки, чтобы протереть внутривенный катетер. Мы ждем, пока он высохнет. – У вас есть парень? – интересуюсь я. – Я замужем. – А как зовут вашего мужа? – Энди.

Похоже, ей неловко вслух произносить его имя. Я все время знакомлюсь с новыми людьми, и они никогда ничего толком о себе не рассказывают. Но при этом хотят знать обо мне все. Вы верите в Бога? – спрашиваю я.

Филиппа откидывается на спинку кресла и хмурится: – Странный вопрос! – Так верите или нет? – Пожалуй, мне хотелось бы верить. – А рай? Вы верите в это?

Она достает из упаковки стерильную иглу: – Я думаю, рай-это прекрасно. – Это еще не значит, что он есть. Она бросает на меня строгий взгляд: – Ну, будем надеяться, что он существует. – Мне кажется, это все вранье. После смерти ничего нет.