Неудовольствие демона отозвалось импульсом боли в скрученных жгутах внутренностей Кауртала.

Легионы, гордость, память и братство. Человеческие заботы. Человеческие обязанности. Давай охотиться, питаться и…

Нет.

Он прервал демона с такой же мягкостью и силой, как Нерожденный перед этим перебил его. Рот Кауртала представлял собой изуродованную мешанину керамита и костяных зубов. Он сплюнул кровь на дорогу.

Нет. Для меня это важно.

Руку сбоку рассекли щели. Четыре новых глаза, желтые, как у рептилии, открылись и глянули на мертвый город. Они повернулись в глазницах из керамита и мышц, а затем закрылись и затянулись. Кауртал почувствовал, что еще несколько открывается на лопатках, а еще один — на колене. Они тоже повернулись, уставились, а затем срослись с тягучим и влажным перешептыванием.

В грудной клетке что-то пошевелилось. Еще что-то двигалось в кишках. Он ощутил отвращение демона.

Ты насквозь изъеден раковыми опухолями. Эти черные плоды висят внутри тебя, отравляя тело болезнью. Без меня ты бы умер, Джерудай. Это паломничество на поверхность прикончит тебя.

Солнце до сих пор ядовито, — передал он в ответ.

Я это вижу лучше тебя, хозяин.

Демон что-то сделал внутри груди. Последовало шершавое ощущение густого сока, текущего по внутренностям.

Я могу раздавить эти черные плоды, вырвать их из колыбели плоти и костей и растворить в крови. Будет больно. .

Всегда больно.

Помолчи. Дай мне спасти нас от глупости человеческой гордыни.

Кауртал успел сделать три шага, прежде чем в глазах поплыло, и он упал на колени. Данные Легионом органы чувств компенсировали любое головокружение с момента имплантации в смутно сохранившемся в памяти детстве, и дезориентация оказалась незнакомой и неприятной. Воин рухнул на четвереньки, одурманенный, словно пьяница, а что-то змееподобное скользнуло за глазами и начало вгрызаться в плоть разума.

Твой мозг налит гнилью. Чудо, что ты не ослеп.

Кауртал почувствовал, как клыки сжимаются, нарушая безмолвие улицы фарфоровым визгом. Один из когтей сломался о рокрит, но из кровоточащего пальца высунулся недоразвитый новый. Слева, в полуметре от когтистой руки, мертвый Несущий Слово уставился на Кауртала глазными линзами цвета свежего инея.

— Брат, — поприветствовал он труп, ощущая нездоровое желание рассмеяться. Доспех был слишком поврежден болтерами, чтобы остались хоть какие-то намеки на принадлежность к ордену. Значение имели только вырезанные на керамите божественные руны. По крайней мере Кауртал запомнит их и донесет Легиону. В качестве доказательства у него был нож Джирваша.

Мертвый воин посмотрел на него бледными, словно лед, линзами глаз.

— Кауртал, — произнес он. Голос был самим солонцеватым ветром, он складывался из перешептываний и стука пыли о броню. — Ты бросил нас.

Он предпочел быстрый путь, подозревая, что такой выбор наверняка бы сделал всякий Несущий Слово, кому предложили бы столь редкий дар. Каким же лишенным веры трусом надо было быть, чтобы сомневаться перед лицом возможности слиться с Божественным? Он хотел получить такое же благословение, как и Гал Ворбак, а не проводить месяцы в терпеливой молитве.

— Давайте, — заявил он Аргелу Талу и даже запрокинул голову, подставляя горло.

Однако Алый Владыка убрал клинок в ножны и вновь перевел взгляд на поднимаемые статуи.

— Завтра, — произнес воин своим странным двойным голосом, — возвращайся на свой корабль, Джерудай. Подумай над моим предложением, и если захочешь завтра умереть, то я лично убью тебя.

Кауртал исполнил приказ. Оказавшись на борту «Траурной песни», флагмана ордена Извивающейся Руны, он избегал своего отделения и отказался советоваться с кем-либо из братьев. К нему приходил капеллан, который спрашивал разрешения войти в покои для медитации, однако Кауртал отослал воина-жреца, попросив оставить его в одиночестве.

На следующую ночь он совершил телепортацию обратно на «Фиделитас Лекс». Пока оба корабля пребывали на милости волн варпа, подобное перемещение было опасно, однако использование незащищенного десантно-штурмового корабля стало бы бесполезным самоубийством.

Когда визжащая и змеящаяся дымка телепортации рассеялась, Аргел Тал уже ждал. Закутанные в рясы рабы пели и молились, а по краям помещения трудились сервиторы, которые бормотали и регулировали рукоятки архаичных машин с часовым механизмом.

На сей раз Аргел Тал был в шлеме. Кауртал отреагировал на присутствие своего повелителя салютом, приложив кулак к сердцу, хотя и казалось, что они переросли столь обычные формы обращения.

— Вы знали, что я приду, — произнес он.

В ответ Аргел Тал только обнажил меч и зашагал прочь.

Кауртал последовал за ним.

Он вскочил на ноги, широко раскинув крылья и сжимая в руке массивный трофейный болтер. Фигурное дуло целилось в мертвое тело, запрещая трупу двигаться, говорить или подавать любые признаки жизни, которой тот не должен был обладать.