— Я-то, может, и трахнутый демоном, как ты выразился… — убийственно спокойно начал Сайлас. — Но тыпонимаешь, что ты единственный, кто без напряга пройдёт мимо ловушек, если они там будут, и скажет нам, где эти ловушки? Тыпонимаешь, что если там будут новые дроу, не нашедшие маячков и заплутавшие в лесу, они сочтут тебя проводником и слепо доверятся тебе, пока мы будем резать их со спины; или сам на них отыграешься. Ты понимаешь, в конце концов, что если Хельга сейчас увидит тебя в багажнике «УАЗа», она сравняет тебя с землёй так, что никакой маг не соберёт!..

Эльф опустил голову и в бессилии сжал пристроенную рядом с сиденьем катану.

— Закончим с этими делами, — продолжал Сайлас, — отпущу тебя в увольнительную, она успокоится, сгоняешь к ней в город, поговорите нормально, разберётесь. С пожарником у Пашки неплохая идея была. Тель с собой возьмёте — будет вам дождики устраивать над зданиями горящими.

Магистр, конечно, не ожидал оценки своего юмора и просто замолчал.

К тайнику они, само собой, не проехали, добрались только до остатков избушки Надежды. Оставили машину и тихо пошли сквозь холодный тонкий осенний лес.

Ближе к цели стало заметно, что у Лорешинада появилась какая-то идея: Сайлас заметил, как изначально чистый гнев в красных глазах смешивается с радостным предвкушением.

Идущая впереди Тель остановилась, прислушалась, эльф подошёл к ней.

— Nind ghil? — шепнул он.

Серая кивнула и указала рукой в лёгкий туман.

— Здесь.

— Mzil?

— Шестеро.

Эльф повернулся к Сайласу:

— Приходи чщерес-з пять минут, sut'rinos.

Поклонившись, он положил катану на плечи на манер коромысла и спокойным шагом направился в сторону тайника.

— Ну-ну… — кивнул магистр, удерживая за плечо Грима, подмигнул ему. Колдун осклабился.

— Э-э, ребят, там ещё двое пришли! — занервничала Тель, но эльф уже растворился в лесном тумане.

Всю дорогу Хельга молчала и боялась, что Наван начнёт лезть в их с эльфом скандал. Но маг мирно пялился в окно, тихо мычал в такт знакомым песням и вёл себя на удивление ненавязчиво. Найти дачу было не так сложно, к ней вела широкая ухоженная асфальтированная дорога, уходящая в лес от трассы. На некотором расстоянии от дачи машина свернула в заросли и тихо прошила их, остановившись за километр. Хельга заглушила мотор, открыла ноутбук, дождалась, пока загрузится всё, что нужно. Наван с интересом косился, но не вмешивался и не спрашивал ничего.

Техника у Хельги была мощная, надёжная, способная выдержать даже требовательный софт. За что и была спасена из огня первой. Хельга сосредоточенно вводила цифры в разные табло, уточняла свои запросы, хмурилась и шептала: «как они смогли?»

Через пару минут работы она вскрикнула и полезла за телефоном. Наван напряжённо ждал. Хельга набрала номер.

— Алё, Наташ, где Птиц?.. — услышав ответ, сникла совсем. — Ладно, спасибо, я поняла. Да нет, я нашла его. Вернее, излучение его телефона… Нет, не звони сейчас! Я сама перезвоню тебе потом.

Дала отбой, закрыла ноут и застыла в нерешительности.

Четырнадцатый снова увидел жену, растерянную в клочьях дурман-травы. Она счастливо улыбнулась ему и побежала, жарко обняла за шею, опутала волосами, и он утонул в её счастье. Как же спокойно и уютно стало мужчине в объятьях любимой женщины!

Она покрывала его лицо лёгкими поцелуями, гладила спутанные волосы, таяла от счастья встречи. А Генрих собирал волю для разговора.

Мягко отстранился, и она послушалась. Это царапнуло ему сердце.

«Не слушайся меня, не слушайся, моя доверчивая любимая малышка!»

— Милая, — через силу начал он, — я совершил ошибку. Наш малыш в опасности. Но поверь, мои друзья спасут его.

Она смотрела на него, не мигая, слова с трудом умещались в её сознании. В глазах начали появляться ужас и боль.

— Прости меня. Но сейчас всё поправимо! — он сказал это строго и уверенно, предотвращая истерику, и женщина доверилась.

Как всегда. Взяла его лицо в ладони. Поцеловала в лоб. Прижала к груди. О, великая женская мудрость! Откуда ты взяла её, девочка, рождённая бросившими тебя родителями? Другая забилась бы в истерике, начала драться и требовать, сама не зная чего… А она, любимая, простила ему ошибку, дала время на исправление. И, сама того не зная, дала сил.

Только сейчас, в её объятьях, Генрих понял, как сильно устал. И осознал, как нужны любому человеку и народу добрые всепрощающие материнские руки.