Шрифт:
– Я посмотрел материалы, которые шведская Служба безопасности переслала ФСБ… Недалеко вы продвинулись, господин Линна.
– Недалеко, – терпеливо согласился комиссар.
– Молодых инженеров и конструкторов, которых отправляли на космодром в Ленинск, называли ракетным топливом.
– Ракетным топливом?
– На всем, что имело отношение к космической промышленности, лежал гриф секретности. Все отчеты тщательно зашифровывались. Инженеры не должны были возвращаться оттуда. Они были самыми образованными людьми своего времени, но обращались с ними как со скотом.
Кагэбист замолчал. Йона налил себе отвара, выпил.
– Бабка научила меня делать бузинный отвар.
– Вкусно.
– Ты, конечно, правильно сделал, что пришел ко мне. – Карпин провел ладонью по губам. – Я позаимствовал досье из собственного архива “Посошка”.
Глава 130
Из серой картонной коробки старик достал такую же серую папку, открыл ее и выложил на стол перед Йоной фотографию. Групповой снимок: двадцать два человека перед чисто подметенной каменной лестницей.
– Снято в Ленинске в 1955 году. – В голосе Карпина появилась какая-то новая интонация.
В середине первого ряда, спокойно улыбаясь, сидел на выдвинутой вперед садовой скамейке легендарный Сергей Королев. Генеральный конструктор бюро, сконструировавшего первый искусственный спутник Земли и первым запустившего человека в космос.
– Посмотри на ребят на заднем плане.
Йона вытянул шею и стал одно за другим рассматривать лица в заднем ряду. Наполовину скрытый каким-то взлохмаченным мужчиной, там виднелся худенький человек с истощенным лицом и светлыми глазами.
Йона резко отвернулся, словно вдохнул аммиак.
Он нашел отца Юрека Вальтера.
– Я вижу его, – прошептал комиссар.
– Сталинская администрация отбирала самых молодых и самых одаренных инженеров, – спокойно произнес Никита и бросил на стол перед Йоной старый советский паспорт. – А Вадим Леванов, без сомнения, был одним из лучших.
Йона открыл паспорт, чувствуя, как колотится сердце.
С черно-белой фотографии смотрел мужчина, похожий на Юрека Вальтера, но с более человечными глазами и без морщин на лице. Так, значит, отца Юрека Вальтера зовут Вадим Леванов, подумал Йона.
Путешествие в Москву оказалось не напрасным. Теперь они могли заняться Вальтером по-настоящему.
Никита выложил на стол карту с десятью отпечатками пальцев, десять частных фотографий – крещение отца, студенческие годы. Школьные учебники, начиная с младших классов, и детский рисунок – машина с печной трубой на крыше.
– Что ты хочешь знать о нем? – улыбнулся Карпин. – У нас много информации… все адреса, по которым он жил, подружки до женитьбы на Елене Михайловой, письма родителям в Новосибирск, партийная деятельность…
– О его сыне, – прошептал Йона.
– Его жена тоже была инженером из лучших, но умерла во время родов всего через два года после замужества.
– О сыне, – повторил Йона.
Карпин поднялся, открыл деревянный шкаф, принес тяжелый чехол, поставил на стол. Когда он снял крышку, Йона увидел, что это киноаппарат с шестнадцатимиллиметровой пленкой.
Карпин попросил Йону задернуть шторы и достал катушку с пленкой из серой коробки.
– Это частный фильм, снятый в те годы в Ленинске. Думаю, тебе надо его посмотреть…
Киноаппарат застрекотал, картинка спроецировалась прямо на светлые обои с венками. Карпин отрегулировал резкость и снова сел.
Свет на изображении становился то ярче, то глуше, но в остальном картинка была чистой. Вероятно, камера стояла на штативе.
Йона понял, что смотрит фильм, снятый отцом Юрека в Ленинске.
На стене перед ним появилась задняя стена дома и сад с ветвистыми деревьями. Солнечный свет играл на листьях, а за деревьями на заднем плане высился столб линий высоковольтного напряжения.
Картинка слегка дрогнула, и вдруг стал виден отец Юрека. Он поставил на траву тяжелую сумку, открыл ее и достал четыре брезентовых стульчика. Слева на картинке появился причесанный мальчик лет семи: мелкие черты лица, светлые глаза.
Это, без сомнения, Юрек, подумал Йона, стараясь дышать ровнее.
Мальчик заговорил, но слышно было только, как стрекочет проектор.
Мальчик с папой выкатили из сумки нечто металлическое, что, будучи перевернутым, превратилось в садовый столик.