Гомункул – человекоподобное существо, якобы искусственно создаваемое в лаборатории алхимика. Слово это буквально означает: человечек. Возможность создания такого существа утверждалась алхимиками в ряде трактатов, из которых Гёте были хорошо известны трактаты Преториуса и Феофраста Парацельса. // Образ Гомункула – один из наиболее туманных и трудно поддающихся истолкованию образов второй части «Фауста». В беседе с Эккерманом Гёте говорит о Гомункуле: «Вы заметите, что Мефистофель оказывается в невыгодном положении по сравнению с Гомункулом, который не уступает ему в ясности взглядов, но далеко превосходит его стремлением к красоте и плодотворной деятельности». Однако это замечание не касается существа измышленного поэтом аллегорического образа. // Что Гёте, создавая образ Гомункула, имел в виду также и абстрактность, нежизненность немецкого идеализма (Канта, Фихте и Шеллинга), не подлежит сомнению. Роль Гомункула, по мысли Гёте, должна исполняться чревовещателем. // Гомункул, как мы полагаем, не мелькнувшая на мгновение маска из «Сна в Вальпургиеву ночь», равно как и не носитель какой-либо космической силы из «Классической Вальпургиевой ночи». У него своя судьба, почти трагическая, во всяком случае увенчанная нежданной гибелью. В его судьбе – прямой антитезе фаустовской судьбы – и надо, как думается, искать разгадку этого образа. Если Фауст, обусловленный и ограниченный своей собственной телесной и социально-исторической природой, томится по безусловному, по бытию, не связанному законами пространства и времени, то Гомункул – порождение абстрактной мысли, все постигающий, для которого нет ни оков, ни граней, – томится по плоти, по обусловленности, по жизни, по конкретности. // Гомункул знает то, что еще неясно Фаусту в данной фазе его развития. Ему открыто, что и чисто умственное, чисто духовное начало, как раз в силу своей «абсолютности», то есть необусловленности, несвязанности с законами жизни, способно лишь на ущербное бытие, далекое от искомого Фаустом совершенства. Гибель Гомункула звучит как предупреждение Фаусту в час, когда тот мнит себя у цели своих стремлений к «абсолютному», к вечной красоте, воплощенной в образе Елены.