— Что случилось с твоей женой и дочерью, учитель? — спросил мальчик.

— Их зарезали на моих глазах, а меня шейх бросил умирать связанного в пустыне Руб-эль-Хали.

Старик замолчал и, мужественно сдерживая слёзы, взялся за приготовление чая с травами. Рассказ продолжил Салим, всё это время задумчиво перебиравший чётки.

— Мы вели торговый караван из Наджрана, стараясь держаться ближе к горам в дневное время. К ночи уходили глубже в пустыню — в этих местах неспокойно. Шейх не пропускал кочевников мимо своих земель без большой дани. Однажды утром солнце исчезло — нас внезапно нагнал самум [9]. Все оказались застигнутыми врасплох налетевшей с небес свирепой песчаной бурей.

Салим вспоминал, как они пытались поставить палатку и сбить в кучу верблюдов, которые ревели и падали на песок, зарываясь в него головами. Однако мощный теббад [10], дующий со всех сторон одновременно, разметал груз и буквально похоронил заживо большинство торговцев и верблюдов с товаром. Бедуина с проводником чудом вынесло на вершину высокого бархана. Оттуда было видно, как воронка до небес, танцующая на острой тонкой ноге свой смертельный танец, будто взрывает оранжевые пески вместе со всем, что попадается на пути.

Вдалеке спасшиеся заметили группу всадников на лошадях, мчавшихся прочь от смерча по склону дюны, но беглецам не повезло. Песчаный ураган превратился в сумасшедшее трио пляшущих демонов пустыни и быстро настиг воинов в черных плащах. За считанные минуты на месте, где только что мчался отряд, образовалась огромная песчаная гора. Затем смерч развернулся, словно выискивая очередную жертву, и неумолимо начал приближаться к чуть живым от ужаса караванщикам.

Больше Салим ничего не помнил до того момента, как в какой-то пещере ощутил на треснувших от зноя губах капли воды. Он понимал, что умирает — легкие, нос и глотка насквозь пропитались песком и кровью, дышать не получалось. В следующий раз из смертельного сна его вывела ужасная боль, пронизывающая всё тело. Несчастному чудилось, будто его голову с остервенением клюют сотни раскаленных клювов железных птиц смерти.

Казалось, мучениям не будет конца, даже если умолять Аллаха забрать его к себе. Бедуин не мог кричать, веки не поднимались, тело не слушалось, но он изо всех сил боролся за жизнь — будто против чужой воли. В какой-то момент невыносимые страдания умирающего прекратились, словно терзающий тело палач утомился. Проваливаясь в долгожданное забытье, он знал, что ещё будет пересчитывать на ночном небе пустыни тысячи звезд.

Салим умолк, видимо, вспоминая события тех далеких дней. Невозмутимое лицо рассказчика ничего не выражало, будто речь шла о ком-то постороннем. В тишине мастерской слышался лишь хруст костяшек пальцев, с неимоверной силой сжимавших четки.

Глава 4. Грааль бедуина

Солнечный диск прощался с пустыней последними сполохами, намереваясь спрятаться за высоким барханом, прежде чем утонуть за горизонтом. Связанный по ногам и рукам Ахмед очнулся от ощущения, что сзади на него что-то наваливается и вдавливает в песок.

Разлепив ссохшиеся, словно старая лепёшка, веки и вывернув шею, он обнаружил бок верблюда, пытающегося поудобнее устроиться рядом со знахарем. Отбившееся от стада животное переждало самум, привалившись к песчаной кочке, оказавшейся присыпанным песком Ахмедом. Верблюд фактически спас ему жизнь, укрыв лицо от смертельно опасного колючего песка. Пока свирепствовал самум, лекарь мог дышать, хоть и находился без сознания.

На верблюжьей спине висели тюки с вещами, до которых невозможно было дотянуться. К одному из баулов был привязан медный далла [11]. Знахарю удалось подползти к кофейнику и с помощью острого носика перетереть веревки на руках. Ахмеда мучила нестерпимая жажда, кроме того день клонился к закату, и на пустыне опускалась прохлада. Воды в баулах не было. В одном из мешков обнаружились лучины, но их явно недоставало для поддержания костра. Пришлось пережидать эту мучительную ночь, согреваясь около верблюда.

Утром Ахмед поднял животное, и они медленно двинулись в сторону гор, туда, где погибла его семья. Путь неблизкий, но он знал, зачем направлялся к горной гряде: обычай велел найти тела близких и предать их земле. От вчерашней песчаной бури не осталось и следа. Над путником раскинулось сияющее голубизной небо, под ногами волнистой равниной замерло огромное море песка, без единой травинки и тропинки.

Верблюд, разыскивая воду, шёл первым, следуя только одному ему известной дорогой. Ахмед, плетущийся сзади на пределе сил, заметил, что ослабевшее животное немного отклонилось от первоначального курса и стало двигаться чуть правее. Полдня пути, жажда, безутешное горе и палящее солнце совершенно вымотали непривычного к жизни в песках лекаря.

Он не пытался садиться на верблюда, и без того плохо державшегося на ногах: выносливое животное ещё могло пригодиться. Спустя несколько часов они вышли к частой гряде невысоких дюн. В низине Ахмед заметил присыпанный песком холмик, выглядевший неестественно и больше напоминавший тело человека.

Раскидав бесформенную кучу, знахарь обнаружил сразу двоих. Он откопал полумёртвого, с ног до головы облепленного песком Салима, и почти задохнувшегося под ним проводника Фейсала. Тщательно исследовав запасы в двух сохранившихся сумках караванщиков, он обнаружил небольшую флягу с водой. Освежив бесценной влагой пересохшее горло и напоив из ладоней животное, он смочил губы очнувшегося проводника.