Он исчез; граф подумал о закате. Да, прекрасный, ничего не скажешь, но как-то не радует. Солнце еще освещает цветы, но тени – заметней.

Хозяин замка страдал. Казалось бы, мелочь, пустяк – а что вышло! Поистине, прав поэт, сказавший: «Неосторожный шаг влечет разнообразнейшие беды». Пришлось нанять управляющего, хотя Конни рассердится, и секретаря, который испортит ему жизнь. Да, последствия такие, словно он строчил из пулемета.

Медленно, с запинкой он направился к розам и так углубился в их аромат, что через полчаса верный Бидж с большим трудом оторвал его от «Славы Дижона».

– А? – сказал он. – Э?

– Вас записка, милорд.

– Записка? От кого?

– От мистера Бакстера, милорд.

Будь граф повеселее, он бы заметил, что голос у Биджа лишен обычной сонности. Но он просто взял конверт и рассеянно открыл, гадая, что же хочет сообщить этот субъект.

Записка была короткой.

Граф ничего не понял. Он удивился. Мало того, он был поражен. Если бы роза укусила его, он испытал бы примерно то же самое. Словно во сне, услышал он голос Биджа и переспросил:

– Что-что?

– Я ухожу, милорд.

– Что?

– Я предупреждаю об уходе. За месяц, милорд.

Граф рассердился. Ему так плохо, а Бидж что-то лепечет.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал он. – Так, так. Превосходно.

– Очень рад, милорд.

Оставшись один, лорд посмотрел в лицо фактам. Он все понял. По какой-то причине последний ход не удался, подкупить Бакстера он не смог. По-видимому, боль напомнила ему о перенесенной обиде. Видимо, он все сказал леди Констанс, и она уже ищет брата.

Увидев, что среди кустов возникла какая-то особа, он вздрогнул с особенной силой, а потом задышал, как пес. Но то была не Констанс. То была Джейн, и очень веселая.

– Привет, дядя Кларенс! – воскликнула она. – На розы смотрите? Это хорошо. Письмо я послала, с кухонным мальчиком. Очень милый, его Сирил зовут.

– Джейн, – сказал граф, – случилось самое страшное. Бакстер сидел под окном и все слышал.

– Ой! Быть не может.

– Слышал каждое слово и передаст твоей тете.

– Откуда вы знаете?

– Читай.

Джейн взяла записку.

– Да-а… – проговорила она. – Остается одно: стоять насмерть.

– Насмерть?

– Ну, не сдаваться. Она кинется на вас, а вы уприте руки в боки и цедите уголком рта…

– Что мне цедить?

– Господи, да что угодно! «Дэ-э?», «Во-от как?», «Нет, минуточку!», «Послушай, моя милая», или просто «Брысь!».

– Брысь?

– Убирайся отсюда.

– Я не могу это ей сказать!

– Почему? Вы здесь хозяин.

– Нет, – отвечал граф.

Джейн подумала.

– Тогда вот что: всё отрицайте.

– А я смогу?

– Конечно. Она спросит меня, я тоже буду отрицать. Оба как один. Категорически. Придется поверить. Нас двое, в конце концов. Не беспокойтесь, дядя Кларенс, всё обойдется.

Беззаботность юности как будто бы утешила графа. Уходя, Джейн напевала; но дядя не подхватил мелодии. Будущее казалось ему довольно темным. Оставалось одно средство – вернуться к книге о свиньях.

Однако всему есть предел. Книга была хороша, тут не поспоришь, но сам он был плоховат для таких занятий. Тревога придавила его. В конце концов, никакое чтение не поможет человеку на дыбе.

Последняя попытка сосредоточиться на дивной прозе окончилась тогда, когда в дверях возникла леди Констанс.

– А, вот ты где! – сказала она.

– Да, – отвечал граф тихим, сдавленным голосом.

Внимательный наблюдатель подметил бы, что леди нервна, почти испугана; но граф внимательным не был. Он смотрел на нее, как на адскую машину, гадая, о каком из злодеяний она поведет речь. Узнала от Джейн о письме? Выслушала Бакстера? Видимо, или то, или это. Однако, к его удивлению, заговорила она о другом, и очень мягко, чуть ли не кротко. Впечатление было такое, что в комнату вошел лев и заблеял, словно агнец.

– Ты один, Кларенс?

– Да.

– Читаешь?

– Читаю.

– Я тебе не помешала?

Удивление достигло предела, но он ответил:

– Нет.

Леди подошла к окну.

– Какой вечер!

– Да…

– Почему ты не гуляешь?

– Я только что гулял.

– Да, я видела тебя в саду. Ты разговаривал с Биджем.

Она замолчала. Брат чуть не спросил ее, как она себя чувствует, но тут она заговорила совсем уж нервно, чертя при этом узор на подоконнике.

– Что-то важное? – спросила она.