– Ты будешь ждать меня, Мюриэль?

– Хоть вечность.

– Столько не понадобится, – возразил Брансипет. – Скажем, полгода или от силы год. К тому времени я завоюю славу и богатство.

Он бы продолжил свою речь, но тут возвратился лорд Бромборо, нацеливаясь кастрюлькой с рыбой и рисом под красным соусом. С улыбкой, исполненной любви, и воздушным поцелуем Брансипет грациозно отпрыгнул в сторону. Затем повернулся и зашагал по подъездной аллее, упоенно созерцая будущие «роллс-ройсы», икру и шелковое белье, изготовленное по заказу.

– Эй, впереди!

Крик этот, чем-то похожий на стоны погибших душ, прокатился над долиной, и молодой человек у седьмой лунки, с чьих губ он сорвался, поскольку на поле появилась стайка стариков на девятом десятке, взмахнул клюшкой, словно хотел перейти от слов к делу. Потом он ее опустил и присоединился к тем, кто сидел на местах для зрителей.

– Не стоит, – мрачно сказал он.

Старейшина, часто посещавший поле в хорошую погоду, серьезно кивнул.

– Вы правы, – сказал он. – Нехорошо бросать мяч в человека. Если я делал это в добрые старые дни, я потом всегда жалел. Что-то есть в укоризненном взгляде жертвы, когда вы встречаете ее в клубном баре. Вроде раненой устрицы. Подожди, пока он отойдет подальше, говорит нам Писание. Удар такого рода пошел на пользу только Уилмоту Бингу.

Два молодых человека вздрогнули.

– Вы собираетесь рассказать историю?

– Да.

– Но…

– Я знал, что вы будете рады.

Уилмот (продолжал старец) был в то время очень приятен. Особенно его украшали четкие черты лица и великолепный удар. Глядя на него в лучшие минуты, сторонние люди удивлялись, что он не выкроил двух дней, чтобы победить на Открытом чемпионате. Удивлялись они и тогда, когда узнавали, что гандикап его – двадцать шесть. У юного Уилмота был роковой недостаток – нетерпение. Вообще же его честность и ясный взгляд завоевывали всех поголовно.

Как-то я заметил в этом взгляде некоторую туманность и понял, что Уилмота что-то гнетет. Когда за ленчем в клубе он отказался от пудинга с почками, я посмотрел на него со значением, и он, сильно краснея, открыл мне душу.

По его словам, он полюбил очаровательную Гвендолин Поскит. Я знал ее. Мы очень дружили с ее отцом, вместе учились в университете. Тогда он был чемпионом по метанию молота. Позже он перешел на гольф. Поскольку он был немного близорук и очень неуклюж, его вскорости прозвали Первым Могильщиком.

– Да? – сказал я. – Вы любите Гвендолин? Очень умно. Будь я помоложе, я бы сделал то же самое. А она вас отвергает?

– Что вы! – вскричал он. – Она меня очень любит.

– Другими словами, вы любите друг друга?

– Вот именно.

– Тогда зачем отказываться от пудинга?

– Ее отец не позволит ей выйти за меня. Вы скажете: «Можно бежать» – и ошибетесь. Я ей это предлагал, но ничего не добился. По ее словам, она меня любит, точнее, полагает, что я – «дерево, на котором, словно плод, висит ее жизнь», но не может отказаться от пышной церковной свадьбы с епископом, хором и фотографиями в еженедельниках. Как она резонно заметила, в регистратуре нет ни епископов, ни фотографов. Никак ее не сдвину.

– Зачем ее двигать?

– То есть не могу убедить. Словом, без отца не обойтись, а он ко мне очень плохо относится.

Уилмот застонал и принялся крошить мой хлеб. Я взял другой кусок и положил по ту сторону тарелки.

– Плохо?

– Да. Вы знаете Аварийную Команду?

Он имел в виду квартет из особенно плохих игроков, в который входил Джозеф Поскит. С ним были Ветхий, Мотыга и Недочеловек.

– Вам известно, что они всюду лезут, копошатся под ногами. Мне приходилось хуже, чем другим, я люблю играть быстро. Как-то я не выдержал, и…

– Запустили в них мячом?

– Именно. Наугад, в кого попадет. Избранником стал Поскит. Мяч угодил ему в правую ногу. Кажется, вы говорили, что в Оксфорде он метал молот?

– Да.

– А не прыгал? Знаете, прыжки в высоту.

– Нет, не прыгал.

– Странно…

Ну что же это! Ударить отца любимой девушки – греховно и безумно. Я не скрыл своего мнения. Он задрожал так, что бокал разбился.

– Вот, – сказал он, – вы тронули еще одно больное место. Тогда я понятия не имел, что он отец любимой девушки. Собственно говоря, я с ней еще не был знаком. Она вернулась позже из кругосветного плавания. По-моему, старые хрычи, которые всем мешают, должны носить ярлычок, оповещающий, что у них есть красивые дочери. Хоть будешь знать, что делать. А так – да, я врезал Поскиту. Из того, что он сказал позже в клубе, можно вывести, что он не хотел бы такого зятя.

Я вдумчиво ел сыр. Положение было сложное.

– Могу посоветовать одно, – сказал я, – подлизывайтесь к нему. Подстерегайте его, предлагайте сигару, спрашивайте об успехах, хвалите погоду. У него есть собака по кличке Эдвард. Разыщите ее и гладьте. Многие завоевали сердце будущего тестя именно таким образом.

Он согласился, и в следующие дни Поскит не мог показаться в клубе, не наткнувшись на Уилмота. Эдвард стал лысеть от нежных прикосновений. Как я и надеялся, рана постепенно затянулась. В одно прекрасное утро Уилмот спросил моего друга, удается ли ему удар вправо, и тот не проворчал что-то невнятное, а связно ответил, что получается скорей удар влево.